Мнения великих и авторитетных на этот счет неоднозначны. В древнейших религиях – индуизме и буддизме, этот факт бесспорен. Кто смотрел фильм «Семь лет в Тибете», возможно, помнит такой эпизод: рабочие отказываются рыть котлован, так как могут при этом умертвить дождевых червей. «А вдруг это моя мама?» Пифагор, по легенде, в ластящейся к нему собаке признал старого друга. Основатель ананда-марги (современного ответвления индуизма) Шри Шри Анандамурти увидел любимого ученика, совершившего когда-то большую ошибку, во встретившемся на его пути носороге.

В теософии, агни-йоге, учениях нью-эйдж иное мнение: человек воплощается и развивается лишь в человеческом теле. Мистик и философ Даниил Андреев разделяет и пути восхождения душ животных и душ человеческих, и миры, в которых они обитают в посмертии.

Современные регрессивные гипнологи и терапевты согласны с древними, поскольку не раз сталкивались при работе с воспоминаниями пациентов о жизни в телах собак, кошек, голубей, ящериц. Родоначальник этого вида психотерапии в России Павел Гынгазов утверждает, что из приходящих к нему на прием не меньше половины вспоминают себя животными, дикими или домашними.

Самое интересное, по словам практиков - зооморфные воплощения: тело животного, психика человеческая. Явно душа была за что-то наказана опусканием вниз на несколько ступенек эволюционной лестницы. Интересно, за что?

Гынгазов говорит о животных воплощениях следующее: «Здесь не работает принцип «от простого к сложному». В чередования человеческих и нечеловеческих воплощений скорее лежит фактор эмоциональной напряжённости, «трудности» прожитого воплощения, после которого следует относительно спокойная и гармоничная жизнь не в человеческом теле».

Спокойная и гармоничная? Это, может, и верно для домашних кошечек-собачек, чью шерсть расчесывают, пищу тщательно подбирают, а ушки моют шампунем. Или для хищника, чье бытие на лоне природы, лишенное рефлексии, полнокровно и ярко. Но жизнь зайца, с его вечной опаской и стремлением спрятаться, блаженной не назовешь. Или ежика, лишенного возможности почесаться при укусах блох. Или дойных коров, прозябающих в узких закутках. О собаках и крысах Павлова и говорить нечего. Главное же - утверждение Гынгазова напрочь отвергает закон кармы, логическую целесообразность того или иного воплощения.

Какова же эта логика? За что? Быть может, в ворон, обладающих смекалкой, чувством юмора, стремлением озорничать и хулиганить, воплощаются озорники и юмористы, любившие пострелять этих потрясающих птиц на досуге. (Подобно последнему царю, охотившемуся прямо из окон Зимнего и ведущему строгий подсчет трофеев.) В собак, крыс и обезьян Павлова – те, кто с увлечением ставил над беспомощными животными эксперименты: дабы побыть в их шкуре и понять нечто важное, уже на своем опыте. А в злющих-презлющих сторожевых и бойцовых псов – тратящие столь ценное человеческое бытие на злобу, месть, беспричинную агрессию.

Существует обоснованное мнение, что в животном теле воплощаются души, деградировавшие в процессе человеческой жизни. Есть отличный пример в литературе: Плюшкин в «Мертвых душах» Гоголя. Изначально достойный человек: рачительный хозяин, любящий муж и отец, добрый барин – с течением лет превратился в «прореху на человечестве», в существо, павшее настолько низко, что и к роду людей причислить уже нельзя. Это не вымысел: подобных ему мы встречаем в реальной жизни – с рождения одаренных, но превративших всю многогранность и яркость личности в одну-единственную страсть: ненависть, зависть, скупость.

Животное воплощение – расплата именно за такое: за падение с изначальных, стартовых высот.

У Александра Грина встретилось выражение: «великая душа, легшая ничком». Инерция падения задает естественный итог: воплощение, соответствующее состоянию сознания в момент перехода на тонкий план, скачок вниз - в тело и психику, обладающие совсем крохотными (по сравнению с первоначальными задатками) возможностями. Кошка, ворона, лягушка, крыса, овца...

Когда-то мне попалось интервью с женщиной-биологом, в котором она рассказывала, как изучает болевой шок, на кошках. Разбивает животному молотком лапу, следит за ее состоянием. Когда кошка выздоравливает, наступает очередь… нет, не второй кошки, а второй лапы. Сильно подозреваю, что в следующей жизни ученая дама (воодушевленная светлой целью оздоровления людей) станет той самой лабораторной кошкой. Но речь сейчас не о ней, а о животном. Ни одно животное не способно совершить нечто настолько страшное, что заслуживало бы такой кары. Убить мышь ради игры – да. Напасть на человека (от голода, от страха) – запросто. Но не пытать, не поджаривать на огне, не загонять под ногти иголки. Ни один зверь не достигнет в жестокости «венца творения», даже отдаленно.

Отсюда логичный вывод: кошка, наказываемая столь чудовищно, в прошлой жизни, весьма вероятно, была человеком. Безжалостным садистом.

Но это надо еще заслужить...