* * *

О, мирозданья кубок золотой!

От звона чаш и радости друзей.

Я напоен сверканьем допьяна.

Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Себя забыв, я нахожу тебя.

Земного мира,- исчезаешь ты.

Единым взглядом здесь, при свете дня,

Сознанье мне сияющая мгла.

Из глубины подай мне тайный знак!

Моим мольбам раздастся только: "Нет!"

"Мой лик земным глазам неразличим".

Лишь для меня замкнулась немота.

В горах бы гулкий прогремел обвал,

То, верно б, Ноев затонул ковчег!

Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

То слезы затопили бы меня,

Огонь священный грудь бы мне прожег.

В сравненье с болью сердца моего,

Текущий в море горести моей.

Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

Услышь вдали затерянного крик!

Я словно разлучен с собой самим.

Но боль горит и говорит сама.

Тот бессловесный и беззвучный крик.

Куда он вольно изливаться мог.

Все, что во мне сверкало, билось, жгло -

Вдруг загорелось сонмами огней.

Собравшись в солнца раскаленный круг.

Священный свиток - тайнопись души.

Когда б любовь не сорвала печать.

Но тает плоть - и тайн у духа нет.

И книга жизни льется миру в слух.

Волною света захлебнулся я.

То не нашла б приметы ни одной.

Мой бич? Награда страшная моя!

На землю вновь не высылай меня.

Я сам желаю разлучиться с ним.

Текущий огнь, горящая любовь!

Когда сравненья грубы и пусты!

А мне все время не хватает слов.

Которому глотка недостает!

И лишь у смерти есть над смертью власть.

Я - дух, одетый в саван мертвеца.

Того, что глаз способен видеть,- нет.

Из недр: "Несуществующее есть!"

Вне смерти, в сердцевине бытия,

Лишь оболочка может умереть.

И дышит дух, хотя бы прах истлел.

Я только боли этой не таю.

Перед врагом я буду вечно нем.

А если б видел, новые принес.

Но здесь, с любимой, твердость не нужна.

Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех:

Разлуку с тем, чем жив он и велик!

Что жжет его и лечит красотой.

Входя в меня, ты разрываешь грудь,-

Моим блаженством станет эта боль.

И я не знаю большей доброты.

С великой честью всех твоих рабов:

Пускай хула отточит свой язык,

Они мое тщеславье поразят,

В борьбу со мною вступят за меня.

Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.

Ты то, что есть, ты та же, что была.

И втянут в пламя вечной красоты.

Чем жизнь продлить от жизни в стороне.

Когда же был покой влюбленным дан?

Сияя, жжет, как раскаленный ад.

Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.

Пустыней станет без тебя эдем.

Как может с сердцем разлучиться грудь?

Когда меня ведет живая страсть?

Любовь к другой, я был бы еретик.

Да разве б мог я оставаться мной,

Ту, что давал, еще не зная слов,

Где к духу дух течет и к свету свет?

Твоим любимым ликом я клянусь,

Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-

В которой узел сцепленных лучей,

И победил непобедимость мук:

Тебя одну, во всем - одну тебя!

С души своей одежды я совлек

Тебе открывши наготу мою.

Перед тобой излишен всякий стыд.

Любых обрядов, и имен, и слов.

Начнет позорить и бранить меня,

Кто благородство видит в наготе.

Умен безумьем, бедностью богат.

В его груди живет иной закон,

А жаром страсти вписанный в сердца.

Да буду я вовек непогрешим.

Его сужденье - суета сует.

И только ты - строжайший мой судья".

Слова из сокровенной глубины.

Когда, как гром, раздался голос: "Ложь!

В тебе живу еще не я одна.

И себялюбье в сердце не мертво.

Такая малость, хоть и много их.

Ну, а с меня довольно и одной.

Слились - кясра и точка в букве "ба"!

Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Вся сложность стала б ясной простотой,

А прямо в дом войти бы тихо смог.

Не поселился, не живешь во мне.

И потому все эти клятвы - ложь.

Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив.

Я ожила взамен тебя,- умри!"

"Нет, я не лжец, молю тебя - убей!"

Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.

Блаженна рана и как смерть сладка,

Разрушит "я", чтоб влить меня в тебя.

Смерть - это выход в жизнь, а не конец,

Когда разлуку нашу длит она,

В один сосуд - единое вино.)

Войти в бескрайность, перейдя за край,-

Где побеждает тот, кто побежден.

Где лишь начало то, что здесь конец,

Кто ежечасно царство раздает.

Тускнеет солнце, месяц и заря.

Внутри души, и не видна вовне.

Как нищету, бесчестье и позор.

Когда пою им о любви своей.

Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,

Они кричат: "Он не в своем уме!"

Что ж, я умом безумца наделен:

Лечусь болезнью, униженьем горд.

Понятно непонятное уму.

Неизреченной мудрости полна.

Я слышал приказание: "Молчи!"

Не знают ребра и не знает рот.

В словесность бессловесное облечь.

Живую правду сохранит обман.

И только притчей тайну сбережешь.

Я лишь молчанье предложить готов.

Храню ее от самого себя,

Да не присвоят то, что больше их:

Но только дух обнимет цельный дух!

А он хранить молчанье не привык,-

И ты уйдешь в глубины немоты.

Он пленный дух. Не ты моя, я - твой.

Подобно жажде птицу запереть.

Не я тебя, а ты возьми меня

Где ты и я в единое слились,

О, растворения высокий час.

То, что нельзя отдать и потерять.

И вновь из смерти возрождаюсь я.

Я сам в себе не заключен.

Но я - весь этот целокупный свет.

Чтоб получить вселенную взамен.

Вся глубина и весь небесный свод.

Когда звездою не была звезда.

И вслед за мною всех вас вел имам.

И кибла киблы находилась там.

Я сам расслышал и писал их сам.

Молился я, сама молилась мне.

Вещающий и слышащий - одно!

Прислушивался молча сам к себе.

Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;

Свое сверканье в глубине зеркал.

Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

В саму неисчезающую суть,

Где я - творение и я - творец.

Без образа - творящий образ дух.

Глаза и уши, чтоб познать себя.

И рвусь к любимой, но она внутри.

Весь претворясь в безликую любовь.

Свою отдельность, скорлупу свою.

Нет ничего, что восхищало вас.

Сквозь мой покров, живая глубина!

Я отдал все, что было только мной:

Все, что назвал я некогда моим.

Дух - не подобье вьючного осла.

Собой гордится - это вновь тщета.

Забудь себя, иначе подвиг - ложь.

Увидишь, что мелеет глубина,

Что, все обретши, душу потерял.

Не требуя награды от людей.

Душа расскажет о себе сама,

Тебя от тихой глуби оторвет,

Да обратится слушающий в слух,

Расплавься в нем! - Взирающего нет.

Сказавший слово - словом стань самим.

В то, чем он полн, чего так жаждет он.

Душа металась и жила в огне.

Тянулся этот тягостный разлад,

Я беспрестанно прекословил ей,

Была сурова и нема она.

О снисхожденье я ее просил.

О том бы первым пожалел я сам.

Без тяжких жалоб бремя духа нес.

(Нет, я - я сам) любые бремена.

И полюбил ее ужасный лик.

Моей души чистейшие черты.

Я лишь любил, но нынче я любим!

С самим собой соединился я.

Где мир закончен, ясен и един!

Не мог закрыть собой глубинный свет.

Любой предмет невидимую ось.

Чтоб видеть в явном тайну глубины

Незримую связующую нить.

Она во мне. И вот она есть я.

Летящий к ней, я отвечать готов.

Не я - она сама глаголет вам.

Как дар, в ее владенье отдаю.

Мы суть одно, сращенное из двух.

Не сам владеет существом своим,-

Слова, принадлежащие не мне.

Навеки ей препоручил себя.

И непонятно вам единство двух,

В бессчетности почувствовать одно,

Одни кумиры предстояли вам.

Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

В котором все заблудшие горят!

Какой-нибудь границей отделен,-

Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!

Достигнешь беспредельной высоты.

То, уносясь в восторге к небесам,

То, вновь с землею ощущая связь,

И, высь утратив, прах свой находил.

Провидит смысл сквозь пламя и туман

В котором тонет разум, слух и глаз.

Себя в безмерной выси потерять,

В самом себе безмерное найти.

Для суеты и оживи внутри.

Незамутненный внутренний покой.

С самим собой соединишься ты.

Когда поймешь, что в мире нет чужих,

Слились в одно и все живут в тебе.

Всецелость в клетку, в проявленье - суть.

Единая живая красота,-

Сто тысяч лиц, но все они - она.

Маджнуну нежной Лейлою представ;

Совсем не Лубна, а она сама.

И рвался к ней, закутанной в покров.

И думал сам, что в образ был влюблен.

Одевшись в звуки, линии и цвет,

И Еву зрит разбуженный Адам.

Познав ее, становится отцом.

До той поры, пока лукавый враг

С душой, с любимой, с сущностью своей.

Ведет с любовью бесконечный спор.

Живую вечность вечная любовь.

В десятках лиц ее единый лик.

В жар всех сердец влилась душа моя.

Один напев из всех звучащих струн.

Я в вечности был прежде, чем они.

За множеством единое скрывал.

Ее вбирал я страстно внутрь себя.

Я узнавал ее в себе самом.

Весь сонм огней слился в единый свет.

Увидел я, что и они - я сам.

Что никого нет "рядом" и "вокруг",

Все дали - я, и все живет во мне.

Решит, паря: она есть только я,

И разобьюсь на тысячи кусков.

И может плоть в высоты увести.

Но не был плотью всеобъявший бог.

Принявши облик Дихья, приходил.

Но духом житель райской высоты.

В сем человеке ясно видеть мог.

Незримый ангел человеком был?

Но горний дух соединен со мной.

В моей простой плоти его узнать,

Идти за мной и полюбить меня!

Я отдан вам и каждому открыт.

Зачем прельщает вас пустой мираж,

Живой источник всех моих щедрот?!

На берегу остались старики,

Хоть кто-нибудь переступить предел.

Иди за мною прямо по волне,

Берет в узду спокойною рукой

Которым мир воспламененный пьян.

Войди в мой дух и внешнему не верь!

И внешний блеск введет в душевный мрак.

Любой влюбленный - друг вернейший мой,

И у Любви бесчисленны войска.

Свою Любовь, прицел наметив ей.

К себе самой вовнутрь ведущий путь.

Когда ты цели наконец достиг,

Слияние в разлуку превратив.

Любовь высоко вознесла тебя.

Лишь потому, что сердце любит их.

Влюбленный ближе к небу, чем аскет

Хранит ревниво груз былых времен.

И он немного будет весить сам.

Того, кто знанье черпал из глубин

А всех сзывал, чтобы ее раздать.

В своей груди одной соедини!

Полой одежд горящих мрак смети!

Со всеми будь, но избегай общин.

Толпа рабов, отгородясь, бредет

Про зов свободы и любви порыв.

Они свободой порабощены.

К тому, кто всех зовет восстать с колен.

А дух велит вовнутрь себя войти

В едином сердце тысячи сердец.

Твоей души сияющий Синай.

Иначе пламя грудь твою прожжет.

К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.

Здесь в смертном теле с вечностью союз

Перед которым расступилась тьма!

Но я достичь своей вершины смог

В нетленный блеск, божественную суть.

Я поселился в центре всех вещей.

Моей души в любую вещь влита.

Пустейший звук бессмысленно бубня.

Они одну лишь ненависть плодят.

Но только сердце свет мой разглядит.

Для тонкой сути, блещущей едва.

Я вне всего, я - дух, а не предмет.

Введут глаза в незримость, в вечность - дни,

Я отдаю приказы всем вещам.

Дохнет на землю вечной красотой.

Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я сам своя опора и закон.

Пою хвалы и гимны сам себе.