Рыцарь Рох

Рыцарю Альбрехту Роху было поручено магистром ордена тамплиеров Жаком Моле — за год до того, как он был казнен, а орден разгромлен, — снарядить корабль и плыть к северным землям. Ему был вручен кипарисовый ларец с неизвестной реликвией, которую он должен был передать по назначению.

Корабль пристал к одному из островов Соловецкого архипелага. Рыцарь сошел на берег и направился в глубь острова. Казалось, он точно знал, куда идет.

На одной из сопок он обнаружил пещеру и спустился в нее. Помещение было просторное, и из него в разных направлениях шли то ли старые выработки шахт, то ли специально проложенные подземные лабиринты. Не долго думая, Рох направился по одному из них, долго блуждая в темноте, потеряв счет времени. И, наконец, увидел впереди спасительный свет.

В огромном подземном зале находилось много народа. А на возвышении, на резном троне, восседала женщина с ребенком на коленях. Она поприветствовала рыцаря и поблагодарила за переданный ей ларец. При этом она рассказала, как погиб Магистр тамплиеров и что практически весь орден был уничтожен. Она заметила, что Рох может навсегда остаться с ними, ибо они представляют оставшихся потомков Гипербореи и владеют секретом вечной жизни. Рыцарь согласился. И с тех пор иногда местные жители островов до сих пор видят гуляющего человека с красным крестом на одежде и с мечом на поясе.

Викинг

Не один десяток лет носило Викинга по морям. От Гренландии до жарких краев Африканского Рога и дальше к Индии и Цейлону ходил он в плавание, участвуя в жестоких битвах и спасаясь в ужасных кораблекрушениях. На многих кораблях прошел он путь морского волка — от юнги до капитана. Он был воин, воспитанный великим океаном и ставший частью его даже на суше, подчиняясь закону приливов и отливов великих космических энергий. Его мятущаяся душа, как руки утопающего, хваталась за любую возможность спасти себя от рутины и болота будничности, находя все новые и новые способы выражения своей энергии и испытания себя в новом качестве приложения.

Вино жизни играть начинает лишь тогда, когда его переливают из бочки в другие сосуды. И чем чаще человек занимается этим, тем богаче и благороднее становится его напиток. Изменение видов деятельности нельзя назвать легкомыслием, но лишь пробой себя в невероятной череде обстоятельств.

Как дух, испытавший много потрясений и жизненных битв, Викинг все же подставлял душу ветру творчества, который не давал закостенеть негативным привычкам. Он расплавлял в нем косность и заставлял искать новую область приложения себя в незнакомом труде, сопряженном с неизвестностью. Только она, пугая человека, вызывает в нем интерес к еще непознанному и неиспытанному.

Викинга преследовала мысль, что пора бы оставить удел морского бродяги и поменять палубу, вечно уходящую из-под ног, на твердую землю. Сила его желаний видеть иные земли и края иссякла. Он устал от бурь и штормов и от вечного привкуса на губах морской соли. Его манил тот древний замок, который он увидел далеко на севере, когда корабли шли по линии, повторяющей берег. Его судно тогда повернуло в один из фьордов, и спустя день плавания все увидели высоко на горе замок, чудесный, как видение во сне.

— Сурья-Мория! — прошептал один из старых воинов.

Замок словно источал серебряные лучи, подобно огромному светильнику. Неугасимым маяком, на котором пламя не гаснет никогда, казался он среди грозовых туч.

Викинг помнил, что подняться к замку — значит отстать от всей флотилии, и поэтому отложил до следующего раза, когда бы он ни случился, посещение этого чудесного места.

Поговаривали, что в этой крепости оставались жить воители древнего мира, которых никто не мог победить, и что оттуда разошлись во все стороны света четырнадцать племен белых людей, которые произошли из одного корня и составляли некогда единый народ, спустившийся с небес и считающий себя детьми Солнца.

Дух Викинга оставался неукротимым, легко впадая в ярость и так же быстро остывая. Морские волны отдали ему свойство прилива и отлива, наполнения и опустошения. Но зерно мудрости росло неизменно.

Океан беспрестанно дышал, посылая волны на крутые скалистые берега, постепенно превращая их в камень и песок.

Корабль бросил якорь далеко от берега. Ближе нельзя было подойти. Помимо того, что можно было посадить судно на мель, была еще и угроза обрушения камней с подмытых морскими волнами утесов.

Викинг различил среди бесконечных скал тропу, ведущую вверх, чьи ступени были выложены дикими необработанными камнями, края которых были острыми и почти не сглаженными ногами. Эта дикая лестница вела вверх, к белой крепости, откуда, казалось издалека, вился легкий дымок — или это марево нагретого воздуха навевало тонкое видение.

Сев в лодку с двумя гребцами, Викинг решил проверить, что белое облако — совсем не зрительный обман, но реальное, вполне земное построение.

Подъем от берега, куда причалила шлюпка, был трудным. Тропы не было. Были едва угадываемые взглядом полуразрушенные ступени, от которых остались лишь острые, шатающиеся камни, при каждом движении вырывавшиеся из скалы и слетавшие вниз.

Сначала можно было подниматься хоть и тяжело, но переступая. Но ближе к верху Викинг уже помогал себе руками, цепляясь за уступы коренного камня, который не шевелился и держался крепко. Во время отдыха, устроившись на небольшой площадке, он издалека любовался красотой дальнего моря и кораблем, капитаном которого он был. Внизу, около шлюпки, копошились фигуры двух матросов, пытаясь развести костер. Но он предпочитал не смотреть вниз, а взбирался все выше и выше.

И вот, внезапно, скала кончилась. И перед ним появились настоящие каменные ступени, которые когда-то опускались до самой воды.

Передохнув, он стал медленно подниматься.

Белый замок был довольно далеко. И лишь к вечеру, когда сумерки уже опустились на плоскогорье, он достиг ворот странного Белого Города, который, казалось, светился в наплывающей тьме.

Решетчатые створки с изображением летящих лебедей были открыты. Но, вступив на привратный камень, который был специально положен для того, чтобы забирать негативные мысли и чувства, как порог из осиновой древесины в каждом русском доме, Викинг вдруг почувствовал, что не может переступить через него и сделать следующий шаг, как ни велико было любопытство и стремление войти в Белый Город, где уже зажигались редкие огни. Он чувствовал, как его удерживает мощная сила. И чем упрямее и яростнее становился он, тем мощнее был ответ от нее.

Недоумение его было так велико, оттого что ему, почти всю жизнь потратившему на морские мытарства, битвы с пиратами, штормами и ураганами, не доступно оказалось переступить через солнечный камень. Гнев, обида и усталость соединились в непонятное чувство. И хотя он не был обучен общению с Небесами и не умел молиться, душа вдруг затрепетала и всколыхнулась в момент божественной благодати, словно найдя ключ, давно утерянный в каком-то забытом хламе прошлого. Он прошептал:

— Господи, позволь мне войти и увидеть этот чистый город, о котором я столько слышал и так мечтал посетить его! Впусти!

Это была не молитва, а вопль души, которая не может повернуть назад, не увидев того, что искала всю жизнь.

Он шагнул еще раз. Но стена не пускала, хотя и стала чуть слабее.

— Нужно дождаться рассвета, — сказал голос.

Он оглянулся. Никого вокруг не было. И только птица парила где-то высоко и казалась розовой в лучах уходящего солнца.

Но кто говорил с ним так отчетливо? Неужели это он услышал свой внутренний голос? Ему, оглохшему от грохота волн, с застуженными барабанными перепонками, в которые часто хлестала ледяная холодная вода, никогда не приходилось слышать что-либо подобное.

И он послушался и, примостившись около стены, слева от входа, решил дождаться первых лучей солнца. От неимоверной усталости и легкого чувства голода, с которым, по опыту моряка, мог бороться, он лег и внезапно погрузился в сон, который происходил на том же самом месте.

Светящиеся фигуры обходили стену, проходя мимо легкой походкой, и останавливались и вглядывались в лицо спящего. Он видел их очами своего сна. Лица некоторых он как будто угадывал и даже знал, но, силясь вспомнить, не мог это сделать, потому что в его сознании, в пространстве его памяти, стояла стена непроницаемого запрета — словно река забвения протекает во рву перед Твердыней Вечной Жизни.

Викинг наблюдал поток людей, входящих во врата Белого Храма.

Тени кружились, создавая вихрь, в котором можно было увидеть толпы людей, уходящих в разные стороны света. Одни шли на восток, другие — на запад, а третьи садились на корабли и отправлялись в далекое плавание, доверившись ветру и парусу.

Сновидение переносило дух высоко над берегом фьорда, где стоял в ожидании капитана его корабль.

Внезапно свет брызнул из-за горы, пробудив нежданного пришельца. Ворота были все так же раскрыты, и не было стражи.

Поднявшись и выпив глоток воды и проведя по лицу мокрой рукой, капитан попытался еще раз шагнуть через камень. Ему это удалось. Но, войдя в ворота, он увидел мир, который резко отличался от того, что прежде видели его глаза. Словно с глаз была снята мутная пелена — и все стало свежим и красивым, омытым дождем и освещенным иными лучами солнца.

Но первый шаг был так тяжел, словно на него навалилась вся бездна небес, нести которую было невыносимо. И хотелось поминутно сбросить ее или отступить назад.

Но Викинг был упрям и никогда не отступал ни в поединке с бурей, ни в бою с пиратами или береговыми ордами полудиких племен, когда они плыли вдоль берегов неведомых земель на отдалении, не дальше полета стрелы.

Перед ним возникла фигура человека в ярко-синей одежде, который молча указал рукой направление вправо. Человек был молод и красив, чем-то напоминая очень знакомое лицо, которое Викинг никак не мог вспомнить, словно пролетевший сон.

Озарение было ошеломляющим. Удивлению его не было предела. Это был он сам, но только выше, тоньше и с более утонченной благородной внешностью, почти брат-близнец.

Мысли роились в вихре недоумения. А незнакомец произнес, положив руку ему на плечо и словно угадывая смущение мыслей:

— Совершенно верно. Я твой близнец. Но не по крови, а по воплощению. Некогда мы — то есть тот, кто единым из нас пришел в этот мир с далекой звезды, так был потрясен красотой Голубой Жемчужины, что в силу своих духовных способностей, чтобы познать ее полнее, рискнул на редкий на земле эксперимент, который применяют лишь в мирах Великой Гармонии для особых задач. То есть… Но поймешь ли ты, мореход, о чем я тебе скажу? В океане много волн, и ни одна не похожа на другую.

Замолчал незнакомец. А Викинг опешил от неожиданности. Тяжесть его прошла.

Тембр голоса незнакомца и манера говорить были похожи на его собственные, как это бывает в семьях, где люди растут вместе, обучаясь друг у друга и произношению слов, и самой методике построения речи.

Так что же он хотел объяснить ему, старому морскому волку, у которого лицо задубело от соленой морской воды и яростных ураганных ветров?

Невероятная догадка мелькнула в голове. Так это же потерянный в детстве брат! Викинг тогда отстал от семьи во время погони за ними разбойных людей и что случилось с родителями и братом не знал, потому что потерялся в чаще громадного горного леса и от страха сидел среди камней, опасаясь лихих людей, диких животных и темноты, которая была такой живой и страшной, что он превозмогал себя, чтобы только не кричать от ужаса, сам себе затыкая рот. И, лежа в узкой расщелине между камней, он глядел на небо, на спокойные тихие звезды, и это помогало ему побороть все ночные страхи и убаюкивало, хотя и было холодно. Но от камней шло тепло, которым нагрело их солнце за предыдущий день. Три дня он боялся выйти. Он страдал от жажды, которая была страшнее голода, и однажды, ближе к ночи, решился покинуть свое убежище, чтобы найти хотя бы небольшой горный ручеек, мечтая напиться и омыть свое запотевшее и запыленное лицо, страдая от разлуки с родными.

— У твоего любопытства есть предел, — произнес близнец с легкой улыбкой. — Но нужно помнить, что ты можешь встретить в других землях еще несколько подобий себя, которые проживают жизнь параллельно нам. И каждое из них собирает в копилку опыта единой индивидуальности свою крупицу золота. В конце жизни все части единой души будут соединены. Но в такой делимости нет какого-либо механического клонирования, которое лишено одухотворения и явлено как создание биороботов, лишенных души и духа. Тебе пока еще трудно понять такие истины, которые настолько сложны, что вместить их не по уму даже более развитым сознаниям. Но дух твой пришел в то место, откуда ушел странствовать по просторам планеты. Белый замок Сурья-Мория был средоточием гиперборейской власти в давние, давние времена. Отсюда растеклись арийские племена по миру.

Близнец замолчал и повел Викинга в здание, стоящее в некотором удалении от стены. Оно было похоже на средневековую башню или древнюю колокольню.

— Лишь до этой черты тебе позволено войти в Белый Город. Но подняться мы можем на самый верхний этаж, и уже оттуда рассмотрим великую твердыню Сурья-Мории, — произнес двойник, поднявшись по ступеням из белого камня.

Они поднялись к воротам, окованным причудливой решетчатой вязью, в которую были вплетены как священные знаки, так и молитвы на пракрите, на том языке, который был в употреблении на арктической родине белой расы.

Близнец приложил руку к средине правой створки стрельчатых ворот, коснувшись какого-то удивительного знака, напоминающего трилистник. И ворота отворились, чтобы тут же закрыться, как только люди вошли в полутемное нижнее помещение.

Повеяло запахом старых камней. Это была не сырость и не плесень, но запах минерального царства и его стихийного окружения — словно дыхание гения камней и биение его сердца наполняли пространство.

Дух Тайны что-то шептал Викингу, желая поведать неведомые знания о жизни в недрах этого удивительного мира: о том, как растут каменные деревья из самоцветов, как жилы самородного золота могут появляться перед удачливым старателем, внезапно исчезая перед другим человеком, пришедшим на то же место. Он шептал ему о рождении алмазов и изумрудов, а также о целых долинках, покоящихся на поверхности залежей нефрита и турмалина. А еще — о хрустальных пещерах и о синих камнях, растущих в объятьях гор. Сердце Гор, Тюрек-Туу, открывало ему, моряку, бродяге, странствующему по волнам морей и океанов, свою трогательную историю. И зачем это было ему знать, он не понимал, хотя слушал с острым вниманием и запоминал настолько, насколько ему позволяла его зыбкая память.

Прихожая оказалась первой ступенью. Близнец повел его выше. Но Викингу не хотелось расставаться с голосом камней, так много поучительного и тайного повествующим.

Вверх было идти невыносимо трудно. Помимо скользкости ступеней, отшлифованных ногами восходящих, мешали и очень большие их размеры — словно они были приспособлены для гигантов. И сама ширина ступеней словно была рассчитана для людей иного телосложения.

Близнец шепнул, улавливая мысль моряка:

— Это было сделано великанами. И, как водится, они, конечно же, строили для себя — в очень древние времена, когда не было на Земле ни вражды, ни войн, ни каких-либо природных или социальных потрясений. Башня была неким определителем накоплений человеческого опыта. Даже в восхождении на нее нужен был твердый характер, потому что не у каждого хватало сил для подъема на верхнюю площадку.

Двойник проводил Викинга на башню и тихо произнес:

— Это все, что тебе можно показать, потому что твоя мятущаяся натура не увидит достоинств Храма из-за накопленного самоволия и упрямства. Многие жизни понадобятся, чтобы расплавить эти качества. Возвращайся с миром и помни, что в любое время каждый может соскочить с колесницы зла.

Двойник исчез. Исчез дворец. В сырой серый берег бил сильный, сбивающий с ног ветер. А где-то внизу, почти у самого отвесного берега фьорда, колыхалось его суденышко, словно человеческая душа, беспомощная и слабая, летящая под напором порыва ветра не известно, в какую сторону, не имея ни цели, ни надежды хотя бы когда-нибудь обрести покой и найти тихую гавань, чтобы отдохнуть от бесплодных жизненных скитаний.

Неуспокоенность разрывала сознание. Порывы ветра передавали состояние метаний. Мысли рвались в разные стороны. Куда было идти, если нужно было плыть назад?

Миссия Андрея Первозванного

Каждому из двенадцати апостолов Владыкой Христом была доверена одна из тайн, отражающих двенадцать периодов Его жизни. Если апостолу Фоме было доверено хранить и описать его путешествие по Индии и последние дни Владыки, то апостол Андрей Первозванный был облечен тайной рождения Владыки Христа. Перед ним было открыто откровение детства вплоть до двенадцатилетия.

После вознесения Христа Его ученики собрались почтить Его память. Тогда и произошло явление огненных языков, сошедших на каждого из последователей, после чего они стали называться апостолами, так как каждый получил в огненной капле возжжение звезды своего высшего принципа. После этого апостолы были посланы для исполнения своей задачи в разные области земли.

Но особое задание было дано апостолу Андрею Первозванному. Он должен был посетить остров, вокруг которого вращается солнце, — Кольский полуостров, где находилась одна из древних столиц Арктиды. По завету Великого Владыки, Андреем Первозванным было совершено путешествие в древний город на севере, где перед этим, в предыдущем воплощении, трудился Учитель.

Есусом, или Тивердиадцем, именовали древние волхвы борейские Христа. За семь тысяч лет до Его рождения они знали о Его приходе. И когда Звезда была явлена, то они послали и свое посольство поклонения Ему как духовному Царю Мира, или Владыке Ес-уса, то есть всего, что есть на земле.

На острове Дивном, на Валааме, Андреем Первозванным были собраны все волхвы, друиды и шаманы высшего посвящения, чтобы принять крещение от нового Пророка, о котором были возвещены все религиозные традиции Запада и Востока, Севера и Юга. Христианство времен Андрея Первозванного было живым продолжением традиции Есуса-Тивердиадца, которая восходила к чистому буддизму и Калачакре в незапятнанном виде, посланной с Жемчужного Острова человеческому обществу.

Весть от Бога Вышнего дала Андрею Первозванному силу в землю русскую вернуть огонь веры единого православия, от Сына Даждьбогова посылаемого.

Древнее знание, исходящее от Божественных Сущностей, позволило ведическим мудрецам принять Учение Христа как естественное продолжение своего собственного.

Рождение новой религии, не обремененной обрядностью и ритуалами, несло Небесный Огонь воскресения рода человеческого.

Импульс веры, данный в начале самого темного периода Кали-Юги, позволил сохранить искры исконного ведического православия, на котором держался и держится порядок всей планеты.

Матерь Христа

Девушка стояла на высокой горе, откуда было видно огромное озеро. Она происходила из рода, давно оставившего эти земли под натиском полудиких пришельцев с юга, захвативших города того народа, который тысячи и тысячи лет назад пришел и обустроил этот прекрасный край. Ханаан был разрушен. Народ уничтожен. А кровь древних царей, в незапамятные времена пришедших с далекого севера вместе с бесчисленным синеглазым и светловолосым народом, осталась только в Ней. Арамеи оставили Израиль, частью перемешавшись с пришельцами, частью уйдя в Вавилон и Персию.

Молитва юной девушки была так горяча и чиста, что, казалось, возбуждала само пространство, ожившее под Ее дыханием, похожим по запаху на цветущий яблоневый сад.

Она молилась забытым, неведомым Богам, чьи храмы были давно разрушены. И на их месте стояли иные, чуждые духу Ее и сердцу. А давние Солнечные Боги были ближе и отзывчивее, более похожими на родителей, чем на холодную запотевающую скалу стен нового храма.

Молитва наполняла душу таким жаром, что казалось, что само пространство, окружающее девушку, пришло в движение и воспламенилось, окружив вершину едва заметным синим огнем. Не известно откуда появившаяся над Ее головой рубиновая звезда остановилась и испустила яркий луч, который покрыл Ее целиком. Она молилась, поднимая руки и закрыв глаза, и не замечала, что стоит в круге света, окруженная тонким пламенем.

Внезапно поднялся ветер с пустыни. И девушка открыла глаза. Взглянув вверх, Она увидела звезду над Собой. И острый взгляд ее ока пронзал Ее от головы до ног. И Она почувствовала, как огненный цветок распускается под сердцем, проникнув в Нее мысленным властным Голосом, не слышимым земным слухом и говорящим Ей и всему пространству: «Сын Звезды!»

Она от переполнения чувств потеряла сознание и спустя минуту поняла, что огненный цветок — этот луч, отделившийся от небесного сияющего объекта, — не просто вошел в Нее, но остался присутствием великого восторга, огненной радости и неиссякаемого счастья. Он рос в Ней от мгновения к мгновению, от минуты к минуте.

Со страхом и недоумением, с волшебным чувством единения с Высшим Существом, Она вдруг поняла, что Бог вошел в Нее и поселился в душе, в сердце, в самом теле. Так Она зачала Сына Звезды.

И Голос заговорил в Ней все настойчивее: «Дотоле Я буду идти за Тобой и сиять небывалым сиянием, пока не родишь Сына Божия, Спасителя этого Мира, на Свою стражу вставшего на будущие две тысячи лет. Пошлю Архангела Своего с Великой Вестью, когда придет срок явиться Ему на свет».

Мать Христа, будучи потомком древних царей Ханаана, явила собой образ скорее арийский, чем израильский. Ведь и сейчас среди евреев можно встретить блондинов или рыжеволосых людей с синими или серыми глазами, что является признаком того, что древние арии, земли которых некогда захватили дикие племена, были частично растворены, или ассимилированы, в другом народе.

В Ней, при Ее земном воплощении, текла арамейская кровь. А арамеи были остатками арийских племен в Израиле и Палестине. Частью они смешались с евреями, но в основном были изгнаны со своих исконных земель, где стояли их святилища и города.

Христос как генотип ария, или даже славянина, вызывал недоумение у местного населения Своим видом. Да и Сама Благословенная Мария была светловолоса и синеглаза. Древние фрески монастыря Святой Екатерины изобразили Ее и младенца Христа в истинном Их виде.

Но голос Рассанты, зов древней Родины, был так силен, что Она, слыша стенания своих сородичей, приняла самое сострадательное участие в устранении розни на русской земле и в устроении государственной системы будущей великой державы.

Множество раз спасала Она Русь как в древние, так и в новые годы. И никогда не оставит Она Владычества Своего Небесного над нею. Преподобный как Ее Предстоятель явлен для защиты нашего Отечества, как и Она Сама.

Наставляя и укрепляя дух великого народа, Матерь Пресвятая Богородица щитом силы великой хранит Русь.

Северное посольство

Все арийские боги изображались и сейчас изображаются безбородыми. Точно так же на древней новгородской иконе три северных волхва, пришедшие на поклонение младенцу Христу из далекой Гипербореи, написаны гладко выбритыми. Безбородыми имели право быть в древности лишь жрецы высшего посвящения. Их было всего двенадцать, ведов-волхвов, стоявших поочередно во главе Белого Континента и служивших в Храме Странствий, в Круге Замкнутого Креста.

Апокрифы утверждают, что на поклонение Младенцу-Христу направлялось не одно посольство, а несколько. Одно из них было с севера.

Дары многих религий принимал Младенец. Свет Его сиял далеко над пещерой горной.

Среди овечьего хлева, среди чертополоха цветущего, охраняющего вход в пещеру, на пшеничной соломе лежал Великий из Величайших. Мать, совсем еще юная девушка, что-то пела Ему на своем языке.

Мы сняли шапки и поклонились младенцу и прочитали удивление в Ее глазах. Мы были не похожи на местных жителей. Наши золотые волосы и голубые глаза казались чем-то необычным и не похожим на то, что Она видела вокруг себя каждый день.

Старейший достал дары, завернутые в белое полотенце, и молча положил у ног Младенца, произнеся молитву благопожелания, здоровья и силы.

Над Ним светился золотой луч.

Вечерняя звезда стояла над грядой гор. Мы вскочили на коней и тронулись в обратный путь.

Сын Звезды

До одиннадцатого века запрещалось изображать лицо Иисуса Христа. Эта традиция была связана с тем, что нельзя было передать черты Великого Учителя правильно. И только после того, как был обретен Спас Нерукотворный, которого материализовал на полотенце Сам Великий Путник, началась эпоха иконографии.

Владыка Христос был блондином с ярко-синими глазами. На нем отразились не только признаки прежнего воплощения как Великого Мудреца, впитавшего мудрость священства Гипербореи, но и генетическая связь с племенами пелештим, одним из родов славянских. Пелазги, ушедшие в Азию, и дали название стране Палестине.

Арамеи дали миру Христа как квинтэссенцию всей гиперборейской мудрости, воплощенной в одном человеке. Его притчи — это философия детей Солнца, пришедших на Землю в доспехах лунных тел.

Туманность Ориона хранит истинный облик Великого Путника. Многие из Владык, в том числе Великий Путник, явились из этого созвездия.

Русский след Его путешествий мало известен. Помимо Алтая, Он побывал в Боголесье, где семь лет постигал науку Белых Богов. Древние предания, апокрифы, гласят, что предки Богородицы, Матери Его, были родом из тех мест, где Она впоследствии явилась Преподобному Отцу нашему Сергию.

На родине предков своих Великий Путник был принят радушно. Ему даже указали на Его родовое кольцо, определявшее происхождение Его Матери, которая впоследствии стала Покровительницей урусов — единого народа Рассанты.

Долгий путь прошел Великий Путник. Иногда с караванами, но по большей части в одиночестве или с попутчиками разного толка. Но от встречи с Ним люди уносили искру высокой Благодати, которую хранили всю свою жизнь как дивное переживание души. Была простота общения. Была удивительная теплота в разговоре, которая согревала, ободряла и вселяла надежду в сердца, разуверившиеся в справедливости Божественного Промысла. Дух любви к людям ощущался всеми. Даже враги признавали это.

Светлый юноша был похож на Ангела, сошедшего с Небес. Насколько одни любили Его чудесный вид, настолько другие ненавидели. Мир разделился при Его жизни.

Брамины, подсылавшие к Нему убийц за Его общение с шудрами и долгие проповеди и убеждение их в том, что все люди равны от рождения, боялись Его. А наемные убийцы становились Его последователями, и наиболее преданными, часто сопровождая и охраняя Его на путях Великой Индии. Он открыл для простого народа чистый родник познания и пробудил в нем интерес к той жизни, к тому времени и месту, в которых пребывал каждый.

Не было случайных встреч. Все они были суждены и определены, ибо редко бывает, когда воплощенный в человеческом теле Бог и Великий Учитель ходит по земле.

В описании Его жизни больше тайны, чем истины. Многие факты умышленно искажены самой церковью. Но отрицать светлое присутствие Его на земле не могут, как и крестную смерть на Голгофе.

Христос не был Мессией для одной религии. Он был явлением Спасения для всего человечества.

Белокурые волосы и синие глаза вызывали удивление и замешательство среди местного населения. Было необычно видеть такой облик среди семитских толп. Сын Бога Солнца был светел и прекрасен. Словно лучи, струились Его золотые кудри, и из глаз шло такое удивительное обаяние и сияние Божественной Любви, что замолкали темные страсти в сердцах и фурии одержания прятались в пещеры ужаса. Удивительный жар и теплота загорались огнем в сердцах живых, когда люди стояли рядом с Ним. Он всего себя отдавал человечеству, без остатка. И утомление Его было так велико, что нужно было уходить на сорок дней в пустыню, для того чтобы очистить ауру и снять тяжесть, которая легла на Его плечи.

Великий Путник показал миру возможность полной трансформации плоти в тело славы, тело огненного совершенства. И вознесение дало миру понятие Космического Магнита, способного притянуть любое существо в Обитель Надземного Существования.

Владыка Христос опускался в сердце планеты, чтобы очистить глубины низшего астрала. Он указал на Беспредельность тем, кто не мог оторвать взор от Земли, и дал возможность дальних полетов.

Распятый Христос находился в пещере, но мощь Его Духа, подверженная делимости, находилась в разных частях мироздания. Энергия низшей чакры пребывала в недрах планеты, а высшая, духовная, часть находилась в Сердце Мира, на Орионе. Сердечная мощь Владыки получала силу на Радж-Старе. Великим Путником он был назван по этой причине, ибо одним из первых среди Великих Владык сумел уйти за пределы Солнечной системы и получить Космическое Посвящение.

Из Боголесья направлялся Великий Путник далеко в страну, где Белая Гора хранила чертоги изначальной Мудрости. Его обучение у волхвов Белобожия было закончено. Он понял духовную Силу Свою и открыл родник Родовой Памяти, научившись узнавать прошлых друзей и врагов. Напрягая божественное терпение, с любовью смотрел на встречных, ибо знал, что каждая встреча послана Всевышним.

Посетив святыни древней Своей родины и землю Матери Своей, Великий Путник при расставании с обителью Белых Богов был допущен к таинству прочтения Великой Книги Ста Вестей, где пророчества указывали о Тивердиадце и о Его судьбе. Он знал, что Его ожидает, и поэтому не опасался дальнего пути.

Московия осталась далеко позади, со своим забытым городом-пирамидой, о котором никто не знал. Путь лежал в Святые Горы, к Великим Мудрецам Белой Горы.

Ибн-Рагим Россул Мориа и Великий Путник

(начало в книге «Алтай Сокровенный. Часть вторая»)

Голос Родины звучал тонко и чисто. В этой напевной и дивной мелодии звучаний речи далекой планеты Рады Великий Путник почувствовал ту высокую ноту любви и полноту сердечно-духовных отношений между людьми высокого мира, которых не хватало Ему здесь, на Земле. Разве что преданный Ему Ибн-Рагим мог одарить Его потоками таких драгоценных энергий. Да этот худой высокий мальчик, тонкий, как стебелек нильского тростника, и с глазами, синими, как горное небо, который так любил Его по какой-то скрытой от Него причине.

Но разве для любви находится причина? Какое-то влекущее родство душ, сияющее поле взаимоузнаваний правят силой этого чувства.

Порой Ему казалось, что подросток молится на Него. Он даже слышал его чудесные мысли, которые долетали до Его сердца в удивительно красочных и трогательных образах.

Ибн-Рагим, суровый и непонятный, следил за ними обоими и тихо улыбался, склонившись над костром.

Великий Путник не молился — Он вел беседу с тем Вечным Существом, которым был послан в такое дальнее, трудное странствие. В стране бореев Его звали Сварогом, а Жену Его — Сва. И Он это знал, потому что был частью той северной культуры, где в давние времена не было ни армии, ни охраны. Великая заградительная стена защиты, установленная Белым Братством, отменяла иную форму защиты.

А мальчик, которого подобрали в пустыне, был одним из племени урусов, к которому принадлежал и Он.

Змея проползла, оставив едва заметный след на песке. Жара постепенно оставляла пустыню. Но караван еще шел, пользуясь наступившей прохладой и сумерками, в которых, вслед за уходящим солнцем, светилась ослепительно яркая звезда.

Белая верблюдица несла своего седока бережно, без резких движений и рывков, словно боялась нарушить Его благоговейное состояние. Дух вечной молитвы пребывал в Нем, даже если Он не произносил ее вслух, и даже в уме, освобождая сознание от механических повторений. Но она все равно творилась в Его сердце пронизывающим, едва ощутимым током привхождения тайной радости. Это было похоже на прикосновение лучей этой яркой звезды, когда она касалась Его глаз.

Небо гасло. И нужно было устроить ночлег, чтобы рано утром встать и до полудня пройти как можно больше. Караванщик знал все колодцы на своем пути. Весь путь состоял в переходах от одного к другому. И лишь в редких случаях им приходилось ночевать в оазисах, этих островках райской жизни, где звучал ручей и плескалась вода в окружении пальм, где можно было совершать омовение и даже купать животных. Вода была главным сокровищем пустыни. И ее нельзя было не только сравнить, но даже заменить чем-то другим. Роса по ночам выпадала на шатры и оставленную на месте стоянки посуду.

Странным был этот юноша с белыми, цвета спелой пшеницы, волосами и с глазами глубокого небесного цвета. Даже на привале Он сидел рядом со Своей белой верблюдицей и, задумавшись, повторял какие-то таинственные слова на не ведомом никому языке. Ибн-Рагим зорко следил за Ним, оберегая от малейшей неприязни со стороны погонщиков, которые вместе с купцами везли дорогие товары в далекие восточные страны. Путь у всех был один. Кто-то искал Обитель Великих Мудрецов, а кто-то устремлялся в поисках великой прибыли — но, будучи ограбленным, тоже начинал думать о Боге как об универсальной Сущности, незримой, но всевластной, которая удерживает и направляет мир.

Звезда, которая вела их, зашла за темные барханы. Костры были погашены. Люди улеглись спать. А на востоке уже появилась робкая полоса смутно различимого света, которая предвосхищала шествие нового дня. Далеко уже видны были высокие горы, за которыми в своем непрестанном труде обитали Мудрые Учителя и к которым направлялись, пристав к каравану купцов, два не похожих друг на друга человека.

Свиток неба разворачивал перед Мудрецами свои сокровенные знаки. И руны небес говорили сердцу о том, что в долгом пути не бывает все гладко. Пройденные стадии были ничто в сравнении с тем, что придется Им пройти.

Страна Мудрецов влекла Великого Путника. А мудрый Ибн-Рагим жалел молодого человека, прозревая Его будущую судьбу Спасителя Мира.

— Книга Мудрости пред нами. Все руны были взяты с небес. И лишь малую часть получило человечество в своем нынешнем состоянии, — проговорил Великий Путник.

— Читая сердцем, мы принимаем знак как намек для прочтения будущего события, — вторил ему Ибн-Рагим. — Мы полны возможностей откровений. И только через них лучи знания звезд входят в нас. Звезды читаем легко, если дух приуготовлен для этого. Тропы земные лишь отражение небесных. И, путешествуя здесь, мы и там совершаем странствие.

Снов не было. Прислонившись к белой верблюдице, грезил белоголовый человек. Его волосы почти целиком укрыли лицо, слегка склоненное вперед. Он сидел на еще не остывшем песке и грезил, не расставаясь с молитвой даже во время сна. Огромная планета летела навстречу Ему, или Он Сам с огромной скоростью устремлялся к ней.

Великий Путник оказался в долине громадных пирамид, которые были в десятки раз выше египетских. Неведомое небо отливало фиолетовым цветом. Пирамиды были выстроены в форме известного созвездия. А наверху самой большой из них сиял огромный темно-красный рубин — даже не рубин, а целая скала из драгоценного камня.

Письмена дальнего мира на нем были непонятны. Но Великий Путник слышал, как Камень посылает слабый импульс своего сердца, будто спрашивая, слышит ли Он его. Великий Путник ответил. И дивная беседа, тонкая, почти не переводимая на слова, зазвучала в пространстве, словно неизъяснимо дивная мелодия дальней звезды. Сердце Камня пело Ему о своей и о Его судьбе, о глубоких тайнах Сердца Мира, о том, что только страдание способно спасти как самого человека, так и целый мир. Голос пел Ему о Звезде Царей, которая сияла над местом Его рождения, о ее обитателях и Великих Учителях, которые правили Солнечной Вселенной.

Сон длился недолго. Но разве можно назвать сознательное отсутствие сном, если на другом уровне сознания продолжается вечная работа духа, когда ум подчинен ему всецело?

Караван собирался в дорогу, хотя солнце еще не встало. Утренняя прохлада приятно освежала людей. А монотонная песня караванщика, которую он затянул, так напоминала язык Камня на той звезде, которая постепенно скатывалась к закату.

Взгляд Ибн-Рагима уловил необычную силу неизвестной энергии, истекающей от Великого Путника. Но кругом было много лишних ушей и глаз. Молча Он послал одобрение этому человеку, который был молод, силен и красив. Он еще не знал о Великой Жертве. Он еще не был готов к ней. Но решимость Его уже была видна во всем Его поведении.

Пустыня кончалась, превращаясь в вечнозеленый оазис. Под кронами пальм можно было скрыться от палящего тропического солнца. Караван вошел в индийское селение, где и был конец их долгого пути.

В караван-сарае Ибн-Рагима уже ждали посыльные далекой страны и несколько коней приземистой породы, которым было легко продвигаться по горным тропам. Обычное приветствие от головы к сердцу — намасте и поклон — было обращено к Ним обоим. Удивление черноволосых, смуглых и кареглазых людей было необычайно велико, когда сброшенный капюшон, прикрывавший лицо Великого Путника, открыл Его чудесный Лик, с белокурыми волосами и глубокими синими глазами. Чистое, вдохновенное лицо было обрамлено светлой бородкой и усами. Назорей словно явился из иного мира. Даже внешний вид определял в нем жителя северных стран.

Начальник группы всадников, одетый в расшитый золотом кафтан, с трудом удерживал молодого жеребца, который не мог стоять на месте. К Великому Путнику подвели серого в яблоках коня, который с любопытством и изумлением смотрел на своего будущего седока и все норовил носом уткнуться в Его руки.

Когда все уселись в седла и приторочили переметные сумины, которые слуги перенесли с верблюдов, начальник дал знак и караван, состоящий из лошадей, тронулся к предгорью. Вслед Великому Путнику долго смотрела белая верблюдица, словно понимая, что вряд ли когда-нибудь ей придется нести такого седока, которого впервые в жизни она везла с такой любовью и осторожностью.

Радомир — пришедший из мира Рады. Это было истинное Имя Того, Кто называл Себя Христом. Пришедший с далекой Рады, Он принял на Себя тяжесть Искупителя Мира, потому что ни одному из землян не по силам было выполнить подобную миссию. По пути Своего следования по Земле находил Он и пробуждал древние космические магниты, которые были загашены человеческим невежеством и кровавыми жертвоприношениями, очищая их огнем Любви Своей и оживляя изначальную душу, истомленную вековечным пленом заблуждений.

Предсказанный крестный путь тяготил дух Великого Путника, но Высшая Жертва открывала Ему полет в Высшую Беспредельность.

— Звали Тебя Радомир, или Радость Мира, — проговорил не спеша Ибн-Рагим. — Но есть еще несколько значений имени Твоего. Ведическая традиция, впрочем, так же, как и иные, разделяет каждое понятие, в том числе и имя человека, на семь ключей. Радомир — Твое тайное имя, которое Тебе дали волхвы задолго до Твоего рождения, проследив Твой путь со звезд. Славянские корни Твоей Матери остались в глубокой тайне. Но Лик Лады-Богородицы, оставленный в одном из пещерных храмов горы Хорив, есть предзнаменование рождения Спасителя Мира.

Радо-мир — пришедший с земель Рады, или Ориона. По этой причине Тебя будут именовать Великим Путником — потому что мало кому из духов позволялось проникнуть за ледяную стену, чтобы воплотиться в нашей Вселенной. Это второй ключ Твоего имени. Третий — это усиливающий или дающий свет Солнца в его духовном смысле всему миру, далеко вокруг себя. Еще, если брать почти буквальную трактовку, то значение будет таково — родом из Ирия, рая земного.

Дар Высшего Мира редко люди принимают с открытым сердцем. Лукавство того народа, к которому Ты пришел, так велико, что измерить его глубину невозможно, хотя простые люди так же бедны, нищи и готовы с путником поделиться последним.

Дух Твой скорбит. Но нужно знать высшее значение Жертвы. Без нее не постичь вечного пути. Нельзя, наслаждаясь, постигать путь духа. Да и богатство, скорее, не удача, а кандалы на ногах. Все диктует зависимость от того или иного человека, от состояния или дурной привычки. В этом смысле мы самые счастливые из людей, ибо нами водит Дух Святой. Не тот, который забыл тропу, ведущую его к Божественной Силе, ибо он довольствуется своей участью помогать шаманам и медиумам, но Дух Солнечной Силы Рады, земли нашего зерна существований. Мы давно знаем друг друга. Но в мире беспамятства нам многое нужно вспомнить или напомнить.

Ветер шумел в предгорьях. Кедровые ветви чертили по земле, задевая цветы. А солнце, просвечивая сквозь хвою, расстилало по поляне причудливый узор, который можно было принять за знак одобрения Духа Алтая, встретившего караван Великого Мудреца, а на вид — юноши с синими глазами и длинными волосами цвета созревшего поля.

Древняя пирамида выглядывала у подножья белого озера. А над ним, отражаясь в его зеркале, во всей своей красоте и величавости сияла чистая Гора — святыня всех религиозных устремлений сердец. Кто-то видел на ее вершине старца, кто-то — молодую прекрасную женщину, но Радомир слышал, как Сердце Горы, обращаясь к Нему, посылает приветствие, от которого словно огненные стрелы залетали к Нему в душу, воспламеняя пламень необъяснимой радости.

Поклонение древнему Храму было необходимым для Духа мирового уровня. Помимо посещения Белого Города на вершине Горы, Он был допущен в Святилище Саттвы — в циклопическое построение древнего времени, где сияла синим огнем, как будто огромный кристалл сапфира, высокая Пирамида, вращавшаяся вокруг своей оси над прозрачным и глубоким озером, стены которого напоминали искусно выточенную в базальте гигантскую Чашу. Временами в его водах можно было различить очертания знакомых звезд и саму любимую сердцем Раду, Его Родину, откуда Он пустился в далекий путь, получив духовное прозвище — Великий Путник.

Горы, которые еще недавно были едва различимы, становились все выше и четко обозначены в своей громадной ледяной мощи. У последнего камня, где заканчивалась ровная тропа, Радомира уже ждала группа всадников.

Россул Мориа напутственно посмотрел Ему в глаза и произнес:

— Мне туда нельзя. Но я буду ждать Твоего возвращения, чтобы проводить Тебя назад. Пусть Звезда Чистого Севера всегда светит над Тобой!

Он обнял Его на прощание, зная о долгой разлуке, которая должна была стать для обоих временем новых постижений мудрости.

Приуготовление Спасителя Мира к Жертве должно было занять длительный срок, за который Он должен был вспомнить Свой путь по звездам и на Земле и принять без колебаний Чашу Подвига.

Белая верблюдица долго смотрела вслед уходящему юноше и, кажется, тоже грустила о расставании, зная, что оно будет длительным.

Ущелье становилось темнее. Стена гор — все непреодолимее. Кони медленно и осторожно ступали по тропе, вьющейся по каменистому берегу горной реки, которая грохотала и ревела. Путь был длинный и долгий. Ночной холод пронизывал тело. Вслед за ревущей рекой дул постоянный ветер, который приносил дыхание ледников.

В маленьком монастыре всадники и Великий Путник были приняты и размещены на ночлег. Суровая обстановка поражала своей неприхотливостью. В помещении не было даже окон.

Усталость навалилась внезапно. Сон был продолжением путешествия. И Мать что-то пела Ему на ухо и улыбалась, успокаивая стенания духа.

Рассвет принес голоса молящихся монахов. Аромат благовоний проник сквозь раскрытые двери. А тонкие звоны серебряных колокольчиков пронизывали пространство, словно ледяные иглы, дрожащие на ветру. Нужно было вставать и продолжать путь.

Чашка горячего тибетского чая вернула тело в бодрствующее состояние. Телу нужна была пища, как душе — молитва.

Вдали, в конце ущелья, где уже виден был свет, как призрак, темнела огромная черная скала, словно страшный хранитель Сокровенных Врат. Спустя время всадники вплотную приблизились к ее громаде, запирающей выход из ущелья, и спешились. Там Великого Путника ждал проводник. А остальные, те, кто Его сопровождал, должны были вернуться назад.

Из-за скалы видно было сияние открытой долины. И тонкий-тонкий аромат курений слегка кружил голову, вводя в состояние удивительного блаженства и равновесия ума и чувств. В сознании Великого Путника просыпались не ведомые до сего времени ощущения и воспоминания — словно между настоящим, прошлым и будущим рушились стены забвения и Он мог найти в книге своих жизненных странствий любое мгновение и четко вспомнить его, будто оно вовсе и не улетало за тысячи лет от нынешнего существования. Дух величайшей мощи и силы овладел телом. А тем временем тропа уходила вниз, в теплую долину, где вокруг бело-розовых гор переливалась ярко-синяя вода священного озера.

Тропические растения, цветы и деревья обступали Его. И это напоминало Ему далекий оазис шейха Ибн-Рагима. Печать тайны лежала лишь на том, почему для Него был близок этот человек — от самой встречи с Ним и до того времени, как Они расстались. Он думал об этом, как и о том, что ждет Его в этом удивительном месте, где Он должен был пробыть три года.

Омовение в воде не просто освежило Его, но дало чувство неизъяснимой легкости, словно с тела был снят груз его плотности и дух возобладал над материей. Каждый круг от Его тела, который расходился по воде, проявлял одну из ипостасей Его прошлых жизней, начиная с той планеты, где на рубиновой скале были высечены имена всех людей, в которых Он воплощался. Вода не просто пробуждала память — она делала из нее нечто нескончаемо целое, не разделенное пропастями беспамятства.

Проводник был человеком, перешедшим порог средних лет, но еще бодрым и энергичным. Перед входом в третий предел нужна была адаптация и привыкание к чистым энергиям, в присутствии которых многие высокодуховные люди теряли сознание. Нужно было пожить несколько недель в хижине из листьев пальмы и крытой упругим золотым тростником. Для начала обучения требовалось полное восстановление сил.

Озерная гладь отражала величественную долину и чудесные белые горы, которые при малейшем изменении солнца меняли свой цвет, словно перламутр, покрывающий белую жемчужину.

Великий Путник поклонился земле, переступив границу Обители, и долго вглядывался в глубину воды, словно пытался что-то увидеть там. Легкая рябь пробежала по поверхности. Волна за волной словно снимала зрение привычного мира и приближала обнажившуюся космическую бездну, как в стремительном мысленном полете, наблюдаемом воочию.

Скопления звезд кружились вокруг ослепительно белого центра гигантского колеса. Рукава этого вращения медленно плыли, загибаясь в виде серповидных отростков.

Огненной искрой в одном из них вспыхнула звезда. И Око Пророка увидело стремительное приближение трех звезд, расположенных рядом друг с другом на равном удалении. По их средине пылало рубиновым светом сияющее светило. Мощное солнце Бетельгейзе, превосходящее по размерам наш податель жизни, закрыло почти всю поверхность озера. И на фоне рубинового огня Великий Путник увидел прекрасное существо, мудреца, безмолвно глядящего на Него и говорящего глазами:

— Путь Твой был долог. Я послал Тебя на Землю ради того, чтобы вырвать человечество этой планеты из плена низших пережитков, куда оно погрузилось во времена поздней Атлантиды. Прими обучение в Жемчужной Обители как воспоминание того, что Ты знал давно. Твоя Родина, Рада, посылала не раз Сыновей своих для спасения мира вашего и посева человечества нового. Смиренно прими встречу с Владыкой Судьбы.

Мелкая рябь снова пробежала по воде. И озеро обрело прежний вид. А Великий Путник так и стоял, потрясенный увиденным. Он увидел своего любимого Отца, Сварога, чьей Волей Он был направлен в мир Голубой Жемчужины.

Струна ветра звучала так жалобно и пронзительно. В этом Жемчужном Острове казалось все было одухотворено, живо и совершенно.

Великого Путника встретил красивый высокий человек, очень похожий на Ибн-Рагима. Его огненные глаза просвечивали душу до самого дна. Великий Путник искренне удивился такому потрясающему сходству и едва открыл рот, чтобы спросить об этом подошедшего, как тот, угадывая Его мысль, ответил:

— В мире множество тайн. И это одна из них. О делимости духа мы поговорим в свое время, и о том, что влечет за собой это качество развитого сознания. А пока войди в это место, где Тебя давно ждали и где помогут вспомнить знаки Твоей мудрости, которые скрыты под пылью, оставленной долгими странствиями. Труден путь сюда. Но он стоит того, что Ты узнаешь здесь.

Проходя по обширному полю, Великий Путник с удивлением и нескрываемым интересом увидел множество огромных зданий серебристого цвета, похожих на диски.

— Это летающие машины, на которых мы прибыли на Землю много, много тысяч лет назад. Твой путь был близок нам, но он шел через воплощения в земных телах. А мы остаемся до сих пор в тех формах, в которых пришли с любимой нами звезды Ушас. Это нам не мешает. Но мы вынуждены были создать оазис атмосферы той планеты, с ее защитной оболочкой, и укрыться покровом незримости, потому что некогда тьма пыталась овладеть нашими лабораториями, зеркалами и кораблями, когда это место было Белым Островом посреди великого моря.

Лаборатория Творящих Духов высилась над всей долиной. Нужно было подняться по винтовой лестнице, чтобы увидеть, как прекрасен Жемчужный Остров, хранящий облик тропического рая. Благоухали дивные цветы. Пальмы склонялись над озером, в котором была всегда теплой вода. Благодатные испарения и высокая духовная радиация преображали тело, позволяя духу действовать, как в те времена, когда каждый из людей пользовался неисчерпаемым резервуаром всеначальной энергии по своему усмотрению.

Лаборатория была непомерно высока. И удивительным казалось само ее устройство — с перемещающимися предметами и столами для алхимических опытов. Казалось, что книги, реторты и магические инструменты летают сами собой, не разбиваясь и не приходя в негодность, но попадая в место, им указанное мысленно.

Некоторые книги содержали свойство при их чтении обнажать полноту всех скрытых в словах энергий, вследствие чего можно было видеть подробный голографический слепок времени, положения и всех неуловимых действий каждого объекта. Даже цвет, звук и запах сохранялись, когда читающий вводился в состояние глубокого познавательного транса. Здесь действовала буквально магия слов, вводя в сознание ученика сигналы высших чувств, каждый из которых передавал человеку свою особую искру мудрости, которую невозможную передать иным способом, кроме энергетического. Каждый посредник искажает сигнал. И поэтому Дух Высоких Наставников действует через цепь души, ума и чувств, проникая в сердце ученика.

Великий Путник видел аппараты будущего. Он слышал, как звучит космический Орган Вселенной, и наблюдал, как искры света, прилетевшие из дальних миров, распадаются на множество фрагментов видений, не привычных для взгляда, других планет. И с этими искрами приходила свежесть чистого понимания, что Великая Мать София во всем оставила следы Своего присутствия.

Зеркала имели разный цвет и отражали сознательную работу каждой из стихий. Каждый из великих Духов-Ангелов показывал Владыкам, что происходит в каждом из стихийных царств и в земном мире. Это было так необычно — обозревать всю планету вместе с атмосферой и подводным миром. Великий Путник видел глубоко под водой гигантские города с чудесными зданиями в виде вытянутых шпилей. Зеркало ему указывало, как трудятся люди и гномы в глубинах земли, пребывая там в течение множества эонов. Он видел цивилизации крылатых людей, пришедших с Ориона вместе с первым десантом белоликих.

Много необычного и удивительного открыл для себя Он. И Владыка постоянно напоминал Ему о том, что верный Ибн-Рагим ждет Его уже так давно. Но годы обучения не давали замечать время. И после множества тайных обрядов и погружений в Сферы Высших Иерархов Земли, которые никогда не воплощались в человеческие тела, но, тем не менее, управляли планетой, Великому Путнику было сказано, что Он должен вернуться, чтобы испить горькую Чашу Великого Подвига самопожертвования. Дары Силы и Мудрости были вручены. Дух, отягченный знаниями, знал о неминуемой миссии, так же как каждый из людей знает, что когда-нибудь оставит земной мир и войдет в пределы Тонкого, чтобы там родиться.

Многое обрел и вместил Великий Путник. Чаша Знания Его была полна, ибо у каждого, даже у высокого посвященного, есть своя мера вмещения и сверх собственного понимания и представлений ничего нельзя постичь, пока не расширишь горизонт собственного сознания.

В ободрении и любви прошло расставание с Наставниками. Многое было сказано о будущем мира и о роли Его Жертвы в этом процессе. Священные Рыбы горели серебром. Крестный путь начинался от границ Белого Острова.

Черная Скала осталась позади. Сердце обрывалось и рвалось назад, когда Великий Путник миновал границу Братства. Была любовь к этому чуду мира. Было горькое сожаление. И лишь переметная сума хранила маленький Камень, который был подарен Ему Братом Ибн-Рагима. И от этого Камня исходило скрытое духовное тепло, не объяснимая и ничем, кроме этого предмета, не источаемая сила небесной благодати, словно реальное подтверждение, что Он побывал в раю земном, в раю мудрости и непрестанного и неослабевающего познания.

Школа Духа осталась позади. Горная тропа, по которой ступал мул, была узкой. Она шла по самому краю обрыва, в низу которого пенилась и ревела горная река. Здесь начиналась великая водная артерия Индии — Ганга.

Обернувшись назад, Он увидел тонкий белый луч прощания. Ему посылалось мысленное ободрение в долгом пути.

Россул Ибн-Рагим протянул Ему навстречу руки и горячо обнял Друга.

— Тайна жизни моей — в Тебе, — сказал Он.

— И я Тебе вручен, — ответил Великий Путник.

И Они долго, долго глядели в глаза друг друга, словно не узнавая и пытаясь вспомнить что-то еще.

Три года прошло. Три долгих и быстрых года, когда казалось Великому Путнику, что Сам Россул Мориа ведет с Ним беседу. Но Он знал, что тот остался за чертой неприступных гор, ожидая Его возвращенья.

Дух был готов. Дух ждал встречи с самой трудной частью Своей жизни — обретением нового тела, которое будет даровано после тяжких унижений и страданий.