Хотя некоторые педагоги утверждают, что углубленного научного образования достаточно, чтобы остановить растущую популярность лженауки, очевидные факты показывают - это не так. Формальное преподавание естественных наук, без акцента на отличии их метода изучения природы от религиозных, оккультных и мистических методов познания, не создает надежного иммунитета к иррациональному. Читатель вправе спросить, а кому нужен такой иммунитет. Отвечу: в руки людей, получивших физико-математическое образование, общество отдает технику все более разрушительной силы, функционирующую по сугубо рациональным законам. Поэтому даже с чисто прагматической точки зрения желательно, чтобы сознание этих людей не было затронуто мистикой. Впрочем, есть и другие аргументы. Но вернемся к астрологии. (конец первой главы – М. Л.)

В самом названии главы видна уже знакомая нам мысль: астрология – тень астрономии. Вопреки всем историческим данным, вопреки разуму и здравому смыслу Вы пытаетесь внушить её своему читателю. Ну что ж, читатель привык доверять письменному тексту, может быть Вам кто-то и поверит. Поверит тому, что тень возникла задолго до самой астрономии – такое вот чудо явили Вы нам своими словами. В жизни этого не бывает, но в волшебной сказке вполне может быть. Поэтому вполне можно относиться к Вашей статье как к волшебной сказке нашего времени. Но прежде чем разбирать сюжет сказки, посмотрим внимательнее на замысел рассказчика. Замысел это нам знаком и по сказкам, и по мифам, и по вполне реальным событиям. В древнем Риме были такие празднества – сатурналии, когда «первые становились последними, а последние первыми». Рабы в эти дни сидели за столом на месте господ, а господа прислуживали им. Есть и миф – излюбленный миф европейской культуры: миф об Эдипе, убившем своего отца и занявшем его место. Правда сатурналии были коротки и по их окончании рабы возвращались на своё место, а господа – на своё. Миф об Эдипе заканчивается совсем трагически для Эдипа: выколов себе глаза, он скитается по земле.

Так случилось и с нашими главными персонажами. Астрономия, родившаяся на свет как служанка астрологии, со временем подросла, расправила плечи и уселась на место своей госпожи. А потом начала во весь голос, в том числе и Вашими устами, кричать о своём первородстве – а вдруг удастся кого-нибудь в этом убедить. Есть похожий сюжет у Андерсена: «Тень». Смотрите, даже название перекликается с заголовком первой главы! Может быть и роли распределены, как в Вашем сюжете: учёный – астрономия, тень – астрология? Нет, не получается. У Андерсена тень – материалист, практичный, рационалистичный, а учёный – романтик, поэт. Скорее, наоборот, тень – астрономия, учёный – астрология: вы ведь так гордитесь практичностью и материалистичностью Вашей науки. Для учёного в сказке Андерсена конец печален: тень объявляет учёного тенью, а себя – человеком. Что-то похожее и Вы пытаетесь проделать в своей статье. В конце концов, тень женится на принцессе, а учёного казнят. Так почти и произошло во времена Андерсена: загнав в угол астрологию, астрономия села на царское место, а астрологию почти уничтожили. Но пришёл век двадцатый и сюжет поменялся: в пьесе «Тень» Евгения Шварца тени не удаётся уничтожить учёного. Наверное, и Вы боитесь, что в какой-то момент астрология скажет астрономии: «Тень, знай своё место!» Тогда понятен весь напор, с которым Вы набрасываетесь на астрологию. Мне хотелось бы Вас успокоить: если бы дело заключалось только в отношениях астрологии и астрономии, то всё закончилось бы как в пьесе Шварца – астрология, как и шварцевский учёный, пойдёт своим путём, позволив астрономии сидеть на том месте, куда ей удалось забраться. Однако в истории, в отличие от пьесы, действующих лиц значительно больше. Но подробнее мне хочется обсудить эту тему попозже.

Не будем чересчур увлекаться аналогиями. Лучше рассмотрим повнимательнее Вашу сказку.

Сказка начинается, как и положено, на тихой ноте: в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, посередине между Китаем и Финляндией задумал учёный-астроном издать книжку. И вдруг в эту идиллию, как и положено в сказке, врывается звук набатного колокола: издатель ошибся!!! Правда, вскорости всё разъяснилось, но Вас не проведёшь. Вы родились, когда классовая борьба уже перестала обостряться, но, видимо, преданья старины не столь глубокой дошли и до Вас. Вашу бдительность нельзя притупить – как настоящий комсомолец в незначительных на неопытный взгляд событиях вы сразу видите зловещие признаки. Кто-нибудь другой, не столь бдительный, как Вы, скажет: «Ну, ошиблись наборщики, издатель что-то перепутал, чего шум понимать?» Наивный человек, не выросший на рассказах о бдительных чекистах и герое-пограничнике Никите Карацупе, может так подумать, но Вас не обмануть. Вдохновлённый светлым образом майора Пронина в мелких ошибках издателей и журналистов вы сразу узнаёте поступь врага. Нет, Вы не бросаетесь сразу в бой. Вы – человек, прошедший долгий путь научного познания, начинаете собирать статистику и, наконец, приходите к выводу: не одной нашей стране угрожает опасность, во всём мире

Сказка незаметно сменяется фантастикой. Ещё во вступлении астрология сама была тенью астрономии и вот она уже отбрасывает тень: тень от тени – этого даже в сказках не встретишь, только фантасту может прийти в голову подобный поворот сюжета. Образ астрологической тени, нависшей над социальными группами, вызывает ассоциации с борьбой миров, вторжением инопланетного разума. Но только мне это кажется отрывком из фантастического романа, для Вас же опасность реальна и Вы готовы в бой – защищать ничего не подозревающее человечество. Нет, наборщики и журналисты здесь ни при чём, по примеру героев-чекистов вы бросаетесь искать настоящего врага. Вы – человек решительный, и выводы Ваши решительны, как ленинские апрельские тезисы: чтобы издатели не ошибались, надо бороться с астрологами. Трудно следить за головокружительным полётом Вашей мысли. Но всё же мы попытаемся уловить Вашу логику хотя бы на материале последнего абзаца.

И Вы не довольствуетесь чистой теорией, а с ходу предлагаете методы борьбы с надвигающейся угрозой. И сразу же предлагаете могучую идею: надо защитить подрастающее поколение, надо преподавать студентам философию науки. Ведь изучение различных методов познания является предметом именно философии науки. Идея не слишком оригинальная, но неплохая. Однако хотелось бы, чтобы философию познания преподавали честно, а не так, как в советские времена. Но Вас это вряд ли устроит, Вы ведь хотите, чтобы студентам привили «надёжный иммунитет к иррациональному», то есть, чтобы преподавание носило ярко выраженную идеологическую направленность. Всем известно, что такое иммунитет: Вы хотите, чтобы те, кто прошёл подобную обработку, никогда бы не «заразился» религией или мистикой. Вы опоздали с этой идеей, всё это уже было. Нам больше семидесяти лет вбивали в головы «единственно верное учение». И «иммунитет» к религиозному, мистическому и оккультному прививали, да ещё как! А для тех, кто плохо усваивал теорию, были введены практические занятия в лагерях: вроде лесоповала и прочих. И Ваши коллеги – академик Козырев, Чижевский, религиозный мистик и математик Павел Флоренский эту практику проходили.

А вот если философию науки преподавать честно, то может получиться совсем нежелательный для Вас эффект. Тогда студенты на лекциях узнают, что слова «мистика», «мистический» не несут никакого унизительного смысла, а обозначают иной способ постижения истины, отличный от объективно-экспериментального, но не хуже его. Ещё они узнают, что рационализм – это не метод изучения природы, а философское направление, постепенно превратившееся в идеологию. И что сегодняшние идеологи-рационалисты подменяют строго рациональный подход материалистической верой и считают, что любой другой подход должен быть изгнан из современного общества.

Но следует быть справедливым, в Вашей статье, Владимир Георгиевич, подобных утверждений нет. Вы даже признаёте за «религиозным и мистическим способами познания» право на существование, правда, считаете их какими-то неполноценными, а людей с религиозным или оккультным мировоззрением – ущербными, которым в руки ничего серьёзного давать нельзя.

Кстати, я поставил выражение «религиозный и мистический способы познания» в кавычки, потому что религиозный способ познания – это Ваше изобретение. Нет никакого религиозного способа познания, есть религиозное мировоззрение, и в рамках этого мировоззрения могут существовать разные способы познания, как объективные (например, эксперимент), так и субъективные (например, мистический).

Судя по Вашему высказыванию, Вам хочется, чтобы учёные сидели себе и не рыпались в рамках того малого знания, которое им дозволяет иметь философия рационализма.

Я думаю, что верно как раз обратное. Опасно крайним рационалистам доверять технику все более разрушительной силы. Почему? Объясню. Что такое рационализм? —

В таком качестве рационализм ничего страшного из себя не представляет. Но в своих крайних формах, особенно в полуобразованном уме он начинает отрицать всё, что не вмещается в его ограниченную логику и, в первую очередь, всё субъективное. Мы это видим на своём историческом опыте. До сих пор слово «объективный» в повседневной речи означает что-то хорошее, прочное, настоящее, а «субъективный» – нечто зыбкое, ненастоящее, почти нереальное. Так нам внушали долгие годы. И мы уже не помним, что субъективное означает – постигаемое внутренним опытом субъекта, то есть человека. А ведь такие понятия как любовь, дружба, вера, совесть, порядочность – понятия субъективные. Вы не можете никакими объективными опытами определить наличие любви, можете только, измеряя биологические показатели, определить степень эмоциональной вовлечённости человека, силу его переживаний. Но содержание этих переживаний определить невозможно. Содержание – вещь субъективная. А если говорить о любви или о совести, то это вообще понятия мистические. Никакие разумные, объективные критерии не помогут мне понять, люблю я или нет, только моё внутреннее субъективное чувство, которое Юнг называл интуицией. Любовь в наивысших своих проявлениях даёт нам чувство единения с тем, кого любишь, «слияние душ». А это уже чувство мистическое – совсем худо, по Вашим представлениям (подробнее о мистике я буду говорить позже).

А теперь представьте себе крайнего рационалиста, да ещё полуобразованного – это всеобщая черта сегодняшней цивилизации, в том числе и учёных: масса технических знаний при отсутствии общей культуры. Такой человек достаточно образован, чтобы не принимать традиционной морали, но не настолько образован, чтобы дойти до морали внутренним путём. Ведь рационализм отрицает консерватизм традиции:

А кроме того, совесть, порядочность и прочее, как я уже говорил, – понятия субъективные. Другое дело – приказ, зарплата, должность. И если к этому добавить пониженное чувство социальной ответственности, нередкое среди людей науки, мы получим человека, который нажмёт красную кнопку, не задумываясь. «А если что не так, не наше дело. Как говорится, Родина велела».

А чтобы Вы не обвинили меня в голословности, приведу цитату из Роберта Юнга:

В этих словах нет больше и следа моральных колебаний. Говоря так, Оппенгеймер то ли умышленно, то ли нет обнаруживает опасную тенденцию современного учёного исследователя. Его замечательное признание, возможно, объясняет, почему Фауст двадцатого столетия в своём стремлении к познанию, невзирая на преходящие угрызения совести, соглашается подписать договор со стоящим перед ним Мефистофелем: то, что «технически интересно», то для учёного положительно неотразимо.(Р. Юнг. Ярче тысячи солнц. Государственное издательство литературы в области атомной науки и техники, Москва, 1961, стр. 247)

Вот Вам пример этики научного рационалиста. А вот ответ Норберта Винера на просьбу одной самолётостроительной фирмы передать им копию его доклада:

Наука в нашем обществе выступает в двух ипостасях (может быть, есть и другие, но я пока вижу только две). Первая ипостась – средство познания, таков общепринятый взгляд на науку. А вторая ипостась – идеология, эту её ипостась замечают немногие. Европейская наука – это идеология, основанная на вере, со всеми признаками религиозной идеологии. Можно даже назвать европейскую науку новой религией. Нельзя сказать об этих ипостасях, что они «существуют неслиянно и нераздельно». Я думаю, что их можно разделить, и что когда-нибудь это произойдёт. Но пока они существуют вместе и на всём самом лучшем, что есть в первой ипостаси, паразитирует вторая.

Если эта гипотеза верна, то многое становится ясно: и агрессивная позиция части «жрецов науки», и избыточная эмоциональность выступлений против астрологии, и крайняя необъективность аргументов, также как их слабость и многое, многое другое. Поскольку в таком случае это уже не спокойный академический диспут, а идеологическая борьба. Мы хорошо знаем, что у идеологической борьбы свои правила, точнее, – это борьба без правил, в ней всё дозволено. Близкий нам исторический опыт нас в этом убеждает.