Блог » Статьи по астрологии
Litera и микропсихоанализ
От автора: данная монография написана не для лёгкого чтения, так как оригинальный текст пережил не одну редакцию, отчего каждый раз уровень сложности, только увеличивался. Замечу также, что как практикующему астрологу, знание психоанализа мне только шло на пользу. Так в непосредственном контакте с клиентом, это знание просто незаменимо. Поскольку человек - это клоака, Сарпа Йога, копошение змей. И это, есть высшая истина! А все всё что вопреки тому, только краткий миг затмения, редкая блажь ослепленного эриниями Эдипа.
Теория конфликта в тезисах:
1) Конфликт мужеложца – то есть конфликт между эскапистскими симптомами «чувства пресыщения и пустоты» и проекцией «хищных образов матери-самки». Погружение в кеному. Опошление инцеста. Фратриальный гомосексуализм и «сестричество».
2) Метафизический конфликт сироты – то есть конфликт между универсумом и principium individuationis. Феномен замыкания Id на Mind. Отторжение эго. Символ двуполого Mundi. Спектр андроидных мифов. Ролевое сиротство и интимофобия.
3) Аутоэротический конфликт нарцисса – то есть конфликт между проекциями «альфа-эго» и элиминатом энтропии. Как логический итог нарциссизма аутоэротическая фиксация, а иначе замыкание канала Id на эго. Трафарет anima и animus. Гротеск. Самомилование как простейший аналгетик. А также инверсия ювенальных установок под углом «идеи «обратимости». Сублимации рефлексивной психологии. Шизоанализ в основе истоков себялюбия.
4) Социальный конфликт деспота – то есть конфликт между возрастанием энтропии и носителем декомпенсаторного сознания. Ущербность ранней идентификации эго в негативном информационном поле. Иллативный риск. Блуждание центра алертности. Образование лакун социальной памяти. Конфабуляции. Трансгрессия Mind. Симбиоз омега-эго и альтер-эго.
5) Прагматический конфликт лесбиянки – то есть конфликт между явлением симулякра фаллоса и актом его коммуникативной – косметической подмены. Иллюзия умиротворенности и тергоров инстинкт. «Псевдогамета» или альянс «тэта-самцов» с «альфа-самкой». Феминизация и унии секса.
6) Непарный конфликт супергероя – то есть конфликт между некомплиментарностью и подростковой мастурбацией при безусловной фиксации на гиперфаллической фазе развития сексуальности. Личные рекорды и социальные достижения: как субституты гимена. Палингенез.
7) Конфликт самоубийцы – то есть конфликт между экзистенциональной неприемлемостью воображаемого рецидива и преодолением надситуативного страха, отсюда производного от установки смерти. Эмерджентная модель вертикальных мотиваций.
8) Конфликт аутистического мышления – то есть конфликт между ужасающей громадностью отдаленного от сенсорного восприятия мира и миниатюрностью освоенного человеком пространства. Символ «омега-эго». Теургическая душа, Тема анимированного мира внутри неорганического мира. Стратегия партизанской войны с Mind. Синдром Каннера. Ксенофобия, социофобия и агорафобия.
9) Конфликт «нимфы» – то есть конфликт между растянутым актом мужественной инвазии (пенетрация, дефлорация, копуляция) и эпителиальностью оргиастического наслаждения. Диссонанс для паттернов гедонистического пробуждения вульвы. Насилие, обман её ожиданий. Материнство, а также фазы её регрессии, как прототипы вечно возрождающейся природы.
10) Регрессивный конфликт неандертальца (Исава) – то есть конфликт, исторически возникающий от столкновения законов «межвидовой агрессии» с законами «социальной взаимопомощи». Психотический триггер и образы вселенской катастрофы. Идиосинкразии подсознания. Андеграунды, депрессия и невроз. Бифуркации моделей «нашего» и «своего», а также парадокс вменяемости. Эсхатология – как дальнейший перенос «трансцендентального разума» (Mind) на существующий менталитет при резистентности матричных форм коллективного бессознательного (Id). Феномен impetus.
11) Возможные сценарии перинатального конфликта – а иначе факты конфронтации плода с сокращающимися стенками матки (Феномен «утробной Бастилии), различие метаболизма матери и зародыша, конкуренция между потенциальными братьями и сестрами за монопольное обладание почвой и ресурсами; как следствие эмбриональный каннибализм («комплекс Каина»).
От коллизии и драмы к «теории внутреннего конфликта»
Ни для кого, не является откровением, что литературоведческая критика переживает острый кризис, по причине преобладания не достаточно апробированной техники вне текстового привлечения с момента открытия психоанализа. Так этические и социально-реформаторские доминанты актуальные для конца XVIII и середины XIX века отодвинулись на второй план, после того как популяризаторы неофрейдизма проникли в массовое сознание, обнаружив при этом пласт изощренных инстинктов: как архетипической, так и персональной трансгрессии. Опять же в некотором смысле неофрейдизм оказался куда жизнеспособнее марксизма и ницшеанства, позаимствовав от этих маргинальных течений кое-какие подходы и терминологию, например, feed-back или drive, что соответствует социальным комплексам утоления голода и самоутверждения. Когда в целом, эта довольно зрелая тенденция, каковая успела оттеснить на задворки истории «социальных прогрессистов» позапрошлого века, тем паче, успела, давно приестся при более взыскательном рассмотрении. Так вопиющим анахронизмом покажутся нам неуклюжие попытки неофрейдистских шекспироведов препарировать Гамлета, Отелло, короля Лира. Не менее угнетающим представится нам и способ декодирования, постоянно паразитирующий на анализе инфантильного опыта, вместо того чтобы видеть разгадку в тревожных знамениях переживаемого времени. Так немыслимо представить не обращаясь к нравственной диалектике, метания, того же Пьера Безухова. Вряд ли удастся объяснить нам и Григория Мелехова, не поймав себя на мысли, что перед нами исчезающий тип героя, христианского воина, колоритного самца. Когда не всё так гладко устроится и после прочтения заведомо симптоматической литературы. Достаточно ли будет объединить с нарастающим «климактерическим порогом» выбор Анны Карениной или вывести из посттравматических указаний на «половую фригидность» странности поведения героинь Ибсена?
[Чуть задевая медицинскую тему, вероятно, что это только верхний пласт психологического бурения, когда скважина «вечной женственности» тянет на ещё большую глубину. Я берусь только обнаружить трещину на стыке феноменов культурного параллелизма, не имея достаточных средств объяснить это хотя бы исходя из клинического анамнеза, то есть из чувства вины или подавленной сексуальности, родовых травм, раннего включения климактерической нозологии, выделения анальных зон и многого другого. Средневековые процессы ведьм, как мне кажется, указывают мне на то, что скорее было деформировано патриархальной культурой, когда над «древнейшим божеством материнства и девства» поработало патерналистское христианство].
Притом напрасно будет полагаться только на работу с текстом, когда психоанализ подразумевает ещё и клинический опыт, то есть познания в области эндокринологии, физиологии, томографии и т.д. И всё-таки вряд ли удастся ограничиться платформой персонализма, когда дело коснётся психологического правдоподобия, увы, апостериори недоступного для креатипа на условиях вынужденной демаркации литературного творчества с базовым инстинктом. Поэтому квалифицированному писателю будет необходимо ещё вооружиться «теорией внутреннего конфликта», отсюда больше не зацикливаясь на литературных штампах создания реалистического произведения при заметном преобладании давно уже «убитой» авторами феноменологии. Так как по существу, любая социальная коллизия никак не способна не резонировать с «внутренней расщеплённостью субъекта». Когда только это аподиктическим образом и формирует драму, но на этот раз с привнесением средств гиперреалистического отображения жизни.
Конфликт мужеложца
Вариации группы осмысленных впечатлений, актуальных в конфликтном поле мужеложца свидетельствуют об очевидной истине, а именно о том, что их акцептор не способен по-настоящему любить и сострадать. Поскольку чувство физиологического пресыщения и последующее отсюда отвращение к источнику кормления, препятствует мужеложцу подняться над стереотипом собственного пола. Когда, в конце концов, это вынуждает его оказывать предпочтение стерильному объекту. [Мужеложство справедливо относят к интеллектуальному изуверству. Преднамеренное отторжение продуктов удовлетворённого вожделения к terra incognita, заметно отличает этот базовый конфликт от основного поля конфронтации психики. Так чего имеется дурного, например, в том же в идоле, касаясь всегда безответного религиозного чувства. Если тот наполняет всё зримое материальным содержанием, выставляя наружу качество, фактуру вещи. И разве бог<атство> и добро<тность> не являются синонимами материи? Нет, единожды уличив искусство в фальсификации Mind, активный мужеложец станет отвергать услуги художника, что приведёт к последовательной негации или к метафизике отсюда разбожествлённого мира (de sacrificio mundi)].
Отчего отношение с женщиной, как и с «неполноценной расой» станет бездуховно, раз оно загрязняет чистоту «оплодотворяющих небес», а иначе перфекта в субституционном умозрении вириального гомосексуалиста. Отсюда последует и немотивированное отторжение «нимфы», как некой промежуточной формы феминной мутации направленной от образования эпизодической гаметы к потомству. Ситуация когда антинатуралистическое подражание «нимфе», тем же трансвеститом, парадоксально обыгрывается через общепринятый ритуал ухаживания. Но это только пародия на приглашение к коитусу, модератор агрессии, когда всегда «хищное лоно» опираясь на какой-то доисторический прецедент, питается исключительно «благородным семенем», избавляясь от ненужного самца по окончании процесса спаривания. Например, архетип «черной вдовы», часто фигурирующий в сновидениях и фобиях гомосексуалиста. [«Пиковая дама» А. Пушкина, «Царица Тамара» М. Лермонтова, а также Елизавета Тюдор, сердечные увлечения которой обычно часто заканчивались эшафотом для её возлюбленных]. Если концентрироваться на произвольном ключе, то срабатывает образ «всепоглощающей бездны», «тёмного колодца», «китового чрева», «Левиафана» и т.д. То есть продолжается намёк на символическую кастрацию. Отсюда также происходит и вторичный конфликт мужеложца, а иначе конфронтация между натурой и культурой, обнаруживаемая нами через символический акт погружения в кеному. [Например, опустошающая души жертв и их палачей симфоническая трансляция по громкоговорителю в фашистских концлагерях. Опять же если заменить кеному символом танатоса пропустив это, через рецидив, а потом совлечь полученный комплекс к Mind, например, в качестве формы ритуального жертвоприношения, то мы получим субстрат для оснастки нового садомазохистского комплекса. (Конфликт маньяка)].
По обыкновению мужеложство – это только свойственная некоторым параноикам стратегия выживания, нежели шанс на наилучшую реализацию половозрелого мужского начала в образах здорового и жизнеспособного потомства. Потому всегда станет проблематичным способ замещения полового объекта по законам элементарной аналогии. Когда девиантный опыт гомосексуалиста обусловлен скрытой от глаз фобией всемогущего и субстратного Id.
[Взять хотя бы союз Гамлета и Офелии. Он отнюдь, как привыкли думать, не чуждается того, чтобы совратить девушку. Как настоящий параноик, Гамлет опутанный слежкой двора, боится только за жизнеспособность «освященного безумием мстителя в нём», кого Офелия потом от голода чувств задушит тигриными ласками, если выйдет за него замуж. Кроме того, он ещё не доверяет и своей матери, когда готов обмолвиться, в сердцах назвав её «сукой». Единственно, что препятствует этому, так только торжественное обещание отцу-призраку. Кстати, «конфликт пустоты» не в меньшей степени присущ и онанистам, но обычно в чистом виде, без проекций «образов матери»].
По последним данным науки Y-хромосома не рекомбинируется, когда в качестве захваченной дрейфом гаметы, пополняет «зону XXX». Так за последние двести тысяч лет в результате стремительных мутаций мужская хромосома homo sapiens потеряла 7-8% генетической информации. Ученые, констатируя факт прогрессирующей разреженности Y-хромосомы, всё больше говорят о «Проклятье Адама». Так касательно алертных сигналов вириального подсознания, следует необратимо, что «торричеллиева пустота» все-таки фигурально присутствует в непростых исканиях мужеложца, ответно предполагая спайку для некогда расколотой цельности «космического мегалита». И тогда декомпенсаторный вектор, установленный на платформе инстинкта внутривидовой агрессии, как бы внешне дополняет социальный конфликт диахроническими ситуациями. Например, когда вроде бы есть шахматным порядком, выстроенная мотивация и долг, но отсутствуют зрело выраженные конструктивные наклонности к их регулярному совлечению. А также и в тех нередких случаях, когда имеется сильный групповой аффект, но тот никак не подкрепляется всеми прежде выверенными социальными устоями. Эта неподвластная обузданию тяга мужеложца завладеть мировым временем способна поглотить целые поколения. А так как «милитаризм самцов» провоцирует пульсирующую напряженность сфинктеров, то изменяется и вектор, по которому устанавливается правопреемство для легитимного потомства. Отсюда изначально исключаются все те, кто никак не годится для вхождения в мужскую лигу. Когда не допущенные к мужской инициации лица гасятся тем, что они переходят в низшие общественные касты. [Попросту говоря, они превращаются в митохондриальные гаплотипы, как, например, пигмеи Африки или дравиды Южной Индии]. Вопреки тому, редукция социальных ценностей и повышенная значимость идеалов релаксации: выгодно отличает «лесбийские демократии» от «мужеложествующих республик».
[История обнаруживает множество «активных фратрий», помещая сюда спартанцев, викингов, янычар и т.д. Неслучайно, что этих агрессоров привлекала только война. Победить, значило бы находиться над своим противником в позе сверху. Под чем всегда подразумевалось: обладать его женщинами и дочерьми, пользоваться его имуществом, отнимать его славу. Когда за поражение следовало бы расплачиваться, если не жизнью, то своей «задницей»!].
Вряд ли кому-то покажется шокирующим, но почти вся культовая русская проза первой половины XIX века пронизана латентным мужеложством вторичным от прочтения «Чайльд-Гарольда». Показательно, что конфликт между эскапистским симптомом чувства «пустоты и пресыщения» [Обратите внимание на такие коннотации: хандра, английский сплин, horror vacui и horror tenebrarum] с одной стороны и проекциями хищных образов «матери-самки» с другой. Отражает гибельную духовную ситуацию, когда начинает прорастать с серией типовых к антономазии публикаций: «Чацкий», «Евгений Онегин», «Печорин» и т.д. И хотя амбивалентный символ «родины-матери» деликатно замещается «Россией Петра Великого», то есть мачехой к откровению лицеистских петиметров. Тем прозрачнее станет сексуальная подоплека далеко не безобидных республиканских программ Северного и Южного общества. Так незамедлительное освобождение всех аграриев от монархии, подправленное ритуальным убийством царя, породило бы у простого народа ощущение гидры, когда за место одной головы вырастает тысяча. Тогда русская нация ещё не достигла той степени «сексуальной разреженности», чтобы углубляться в полифонию насилующих «ментальное тело» самцов. [Кто-то воспримет в «декабристском движении» пресловутый «Эдипов комплекс», что отчасти верно с той лишь разницей, отчего «совокупление с мачехой», хотя то и является подменой, также предполагает инцест. Тем прочнее, устанавливается символизм отца, когда тот отождествляется в коллективном бессознательном с «белым царём», что по существу является репликацией некроканоноческого архетипа (Кощей Бессмертный). Так, во всяком случае, ещё со времён Петра I, а то и ранее, вынуждена была томиться «славная голубица матушка», в сырой келье по извету нехороших людей. Немудрено, что при подобном фольклорном восприятии морганического брака с европейской культурой, декабристы, пытались вновь распалить «похоть к мачехе», отчего никак не могли рассчитывать на поддержку крестьянства. Когда согласно их «сиротской мифологемы», то есть тех же рекрутированных солдатушек, батюшку-царя, в конце концов, ожидало раскаяние, а его детушек слёзы умиления на пору долгожданного свидания с «честной матерью». Тогда напрасным стало бы считать, что декабристы хоть часом пеклись о душе народа, они только лишь расковыряли плаценту устроенного на собственный лад мироощущения. Собственно, они только тем и занимались, что топтали барскими сапогами их мирные иконы].
Так немного погодя имморализм Нечаева будет противопоставлен гонорам «Нерчинских рудокопов», отчего обнаружится последующий разлом эпохи. Республиканский террор вынужден будет уступить социалистическим настроениям общества. Тогда на смену «закрытому братству» придёт изощренное «сестричество», где гораздо чаще используется макияж, конспирация и прочие способы сокрытия своего бисексуального предпочтения. С этого момента устанавливается «однополый гимен», закреплённый на принципах внесословного компромисса. Чтобы затем на исторической сцене, как в «голубом варьете», появились разночинцы. [Как разгадка видоизмененных ролевых отношений, «криминальный союз» Петра Верховенского и Николая Ставрогина в произведении «Бесы» Ф.М. Достоевского].
Метафизический конфликт сироты
Другой случай невротической фрустрации при бесспорной фиксации на оральной фазе развития сексуальности есть конфликт сироты. Хиазм в источнике данного конфликта по сравнению с тем же импринтингом гомосексуалиста не может, не бросится в глаза даже несведущему психоаналитику. Хотя именно это щекотливое обстоятельство и сбивает с толку исследователя. Так если для мужеложца образ «выплёвывающей недоносков сучки» выступает под знаком «минус», а «пустышка», чем обычно является вириальный идеал, под знаком «плюс». То для сироты справедлива частичная инверсия, когда грудь кормилицы, предельно вожделенна младенцу и при этом всегда недостижима для эксклюзивного обладания при доступном арсенале суррогатов искусственного кормления. Затем чтобы приоритетная лактоза приобрела исключительно одухотворённое значение, когда включила бы сюда мотивы Сикстинской капеллы, а также библейские метафоры «истекающего сосцами божества», «молочных рек эдемского оазиса», а иногда и завуалированные аппетиты абсолютного познания, например, ретроспективу гностической плеромы и т.д. Когда голод, холод, жажда, одиночество и всё то, что имеет продолжение в социальном чувстве неполноценности, осуществляет подлог матрицы, отчего никогда не отступает, приобретая значение негации.
[Поэтому, опорной станет та гипотеза, отчего искусственное кормление способно создавать онтогенетический прецедент, развивая у младенца так называемую «андроидную фиксацию» на объектах, так или иначе замещающих материнскую грудь. Однако невозможно ограничить «конфликт сироты» только декомпенсацией в области физиологии. Психофизическая единица, – к каковой, безусловно, относится и человек, всё чаще являет парадоксальные реакции на гомеостаз. Возьмите житейскую ситуацию, когда вроде бы «полна чаша добра – а в душе дыра» и т.д. История Фомы Гордеева из одноименной повести М. Горького, когда социальные идиосинкразии, как бы нарочито оттесняют конфликт сироты, каковой слепо ищет аниму своей безвременно погибшей матери, даже в образе «падшей женщины», терпя от этого и чадя, словно огарок в заведомо бездушном мире «капиталистического чистогана»].
И хотя интенциональность к разности задействованных в семантическом пространстве потенциалов весьма вариабельна, сиротство как комплекс, будет всегда плодотворнее в нравственном отношении. Так как кристальный образ мира доверенный сироте, не обнаруживает примеси «лесбийских прикрас», «голубого изуверства», «нарциссического самолюбования» и т.д. Притом полезно не забывать, что «ролевое сиротство» способно подпитывать политическую истерию идеологией реваншизма, отличаясь, непредумышленно, драконовым посевом ряда «андроидных мифов». Так к ним следует отнести: «золотой век», «потерянный рай», лубочные байки о «царе-батюшке», азиатский по способу производства коммунизм, техногенные фантазии на тему пришествия эры «робота-кормильца» и т.д.
[Неудивительно, отчего глубокая старость всегда ассоциируется с сиротством. Все родители давно умерли, и вот наступает момент, когда маломощное тело и разум должны сделать выбор, отсюда передать опеку над собой своим детям. Как образчик того – король Лир. Пошатнувшийся разумом государь, маразматик, толкающий своё царство к катастрофе из-за безотчетного желания познать «ролевую смерть», не утратив при этом живого присутствия. В конце концов, отвергнутый двумя дочерьми, он был взят под опеку Кентом и Корделией. Опять же совершилось символическое усыновление на фоне всеобщего безвластия!].
Связь с паттернами четвертой перинатальной матрицы сближает сиротство с лесбийским комплексом, поскольку «неприлизанный ребенок» символически отторгается от мамоны, когда создаёт дополнительно закамуфлированную тему катартического отреагирования, так называемые «сиротские слёзы», что может подтолкнуть пациента к маниакальному проявлению этого сентиментального комплекса, например, по обнаружению архетипического опыта сакральных жертвоприношений.
Очевидно, что первобытный конфликт сознания между универсумом и principium individuationis, ярко манифестируется в экзистенциальном прологе сироты. Не потому ли невротический опыт всегда повторно переживается, когда эго отмораживается от калорифера базисного Id. Например, с наступлением промежуточной эпохи ледникового периода, что сопоставимо с образом трансценденции положительного Mind. И поскольку глубоко гнездящееся в рассудке эго – символически отторгается матерью. То Id циркулирует только касательно Mundi, замыкая как змея кольцо вечности, что делает универсум имманентным к Mind. Подобная вивисекция не оставляет места для явлений обратного потока персональных регрессий, а иначе для инфантильной фиксации, по причине некоммутативности подчиняющих эго инстанций. Что, по-видимому, нисколько не устраняет резонансного возмущения для ставшего при окружном слиянии с Id двуполого Mundi. Тому впрочем, ни без четкого разграничения для формообразующих потенций коллективного разума, уплощенных feed-back по бинарной схеме: 1) Дух покровитель – шаман; 2) тотем – инициируемый; 3) вождь – соратник; 4) конь – богатырь; 5) город – мир и т.д. И так до ещё более утонченных культурных сублимаций, например, 6) паладин и прекрасная дама. Иными словами сирота ищет и всегда находит мать под двуполым символом универсума!
[Принимая это к сведению, поскольку данная поправка нисколько не противоречит архаическому мышлению. Так единичные, двоичные и множественные числа, спрягаясь между собой, не претендуют на автономную область значений каждого атомарного факта языковой данности. Сирота вместе с утратой фамилии как бы теряет исходную сингулярность упразднением nomen proprium. Затем, чтобы он приобрёл, быть может, куда объёмную фигурацию через предоставление ему взаём формы коллективного имени. Например, в нарицание: по национальной, расовой принадлежности и т.д. До того времени чтобы, инкорпорируясь, он окончательно обезличился, и что случается значительно реже, приобрёл родовой гений. Сопоставьте это с древнейшим обрядом нарочного сирочения собственных детей, например, при передаче им апотропеического имени. А также сравните это с теми обидными кличками, каковыми часто награждают новичка недоброжелательно настроенные к нему одноклассники].
Ролевое сиротство признаёт только эмоционально окрашенный эпизод тёплого участия к собственной персоне. И поскольку оно не привыкло ценить фабулу человеческих отношений, то потому обретает психологическое убежище в интимофобии. И, тем не менее, философия Николая Фёдорова, повесть «Джан» Андрея Платонова, «Моби Дик, или Белый кит» Германа Мелвилла, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Есть те яркие произведения, где тема метафизического сиротства универсально выступает над поверхностью человеческого существования, обретая, быть может, сокровенную мудрость, до того времени непостижимую под спудом наносного житейского опыта.
Аутоэротический конфликт нарцисса
В некотором смысле, нарциссизм сближается с аутизмом по интенсивности блокады собственной персоны от окружающей действительности. Но если аутоманом владеет магический страх Ионы, оправданный совершенно иным восприятием окружающих вещей и событий, например, через линзу обратной перспективы. То конфликтом нарцисса повелевает уже не оптика, а скорее некая культурная мифологема, поскольку его отторжение «нимфы» отменяет извращённую стратегию выживания как, например, у того же мужеложца, так как относится к сугубо рафинированным ценностям, нежели чем здесь поверхностно предполагается. За вынужденной избирательностью излагаемой здесь трактовки заслуживает прочтения такая нестандартная теория нарциссизма, каковая принадлежит по истине «роковой женщине в судьбе Фридриха Ницше», известному психоаналитику, Лу Андреас-Саломе. Я отнюдь не исключаю разночтения с оригинальной версией, а потому излагаю вкратце. Так изначально было установлено природой, что биологический организм, он объективно отождествляемый с сомой, сам по себе вне какого-либо устроения в тотальность [катексис], не способен достичь верха сексуального наслаждения. Отчего резонанс либидо с «виртуальным объектом собственной цельности», чем-то уподобляется случаям физиологического ущемления, когда напоминает неутолимый голод, жажду, и тем только продлевает «танталовы муки». И поскольку «половой эгоизм» находит себе моральное оправдание только в том, что образует паттерн с функцией размножения. То из этого следует, что такая половозрелая особь никогда не выходит за пределы инклюзий собственных гедонистических инстинктов к Id. А иначе вожделение пронизывает такое эго, как электричество, ничего, не оставляя тому взамен кроме потомства, часто враждебного по мере собственного взросления. Затем чтобы эго осуществило рефлексивную подмену, полагая себе компенсацию взамен той части «животного я», что было обмануто природой, когда было безвозмездно потеряно в генах. Возможно, по большему счету так и происходит для «трансцендентального Я» (Mind). Недаром, что нарцисс, лелея бархатное представление о себе, измышляет некую стереометрическую трансверсаль. [Фокальная точка пересечения неограниченного количества плоскостей]. Когда словно плёнкой наносит на поверхность узор всех отражающихся в нём фигурно вещей. Причем всё, что действительно движет поступками нарцисса, если то не относится к области, наитий, грёз, самообмана, как правило, сокрыто от критического взора. Одним словом, амальгама такого рефлексивного самообеспечения поглощает «подлинную модель мира». Отчего экран собственных присутствий [при шизофрении, это может быть, и рисома] никогда не покидает себялюбца. Когда все неизбежные помехи препятствующие «сеансу трансляции аутоэротического кода на интерактивное сознание», нарцисс воспринимает злокозненно. Но только лишь при условии недостаточности морального ресурса. [Например, прекраснодушия]. Определённо, что аутоэротические фиксации, в дальнейшем стойко дублируются на каких-то витках духовной эволюции. Это нередко запечатлевается и в образах мировой драматургии. [Этим семиотическим кодом может оказаться и отторжение домогательств Павсания, а также несколько жестокосердный отказ от почти сестринско-материнской привязанности Эхо. Так Сёрен Кьеркегор не менее нарциссичен накануне расторжения помолвки с Региной. Поскольку вся приведённая им аргументация при обосновании «одиночества гениев», целиком надуманна]. Отсюда следует, что проецирующийся вовне опыт половой фрустрации становится и тем возвратным объектом отождествления, где некоторым образом преодолевается первоначальное отчуждение эго, каковое подвизается вместе с силами пользующейся им безо всякой конвенции природы по немолчной принадлежности к биологическому виду. Замечу, что изъятие «альфа-эго» из области секса никогда не происходит без болевого шока. Так как Антэрос [божество безответной любви] прочно водворяется на сцене в результате этой отчасти жестокой вивисекции немыслимой без сублимативного совлечения, как минимум для двух конкурирующих инстинктов. [А иначе когда влюблённым предстоит совершить выбор между тем, чтобы любить самому или позволять другому любить себя от этого уже не испытывая большей любви к себе]. И хотя большинство нарциссов продолжают думать, что секс сокращает жизнь, раз тот запускает механизм преждевременного старения. Тем более, что опытный психоаналитик должен обратить внимание на то, отчего рефлективная потребность к физической консервации не отражает подлинных мотиваций нарцисса. Поскольку подсознательно нарцисс вовсе не желает вечно сохранить молодость, а куда более стремится к регрессии скрытых болевых очагов и фрустраций. Есть множество безобразных старух страдающих нарциссизмом, видимо созерцание прекрасного еще во времена пещерного общежития было сродни анальгетику, скорее счастлив был тот, кто вполне обладал этой экстракцией воображения, даже избрав для этого путь отшельника.
Недостижимость перфекта вовне себя, изменчивость, а часто и «предательская позиция окружающего мира»: порождает тот особый пласт интроверсий, что подталкивает нарцисса к единственно возможному предпочтению, таким образом, замыкая канал Id непосредственно на эго. Непреложно, что «изящное коринфское зеркальце» нарцисса, равно как и «устричная раковина» пораженного аутизмом пациента, это не только защитная реакция на конфликт со средой обитания, а также ещё и окольный способ отведения акведука от Id. Поскольку формулы «мир для меня» или напротив «я для мира», по сути ничего ещё не значат в искажённом восприятии нарциссов. Это, стало быть, фикции, когда инвариантно только выстраданное «милование в себе и для себя», что, в принципе не исключает дальнейшей социализации и эффективного синтеза с экстравертным мышлением.
[До некоторого размежевания традиций каннибализм также не считался отклонением. Чего говорить, когда педофилия в Индии, а также Юго-Восточной Азии выглядит и теперь вполне респектабельно. Причем если рассуждать последовательно, то мы вынуждены будем признать патологию для всех страдающих нарциссическим комплексом. Так Гитлер, Муссолини, и наконец, Владимир Маяковский – являлись, безусловно, нарциссически акцентуированными личностями. А ведь ни один из них не был своевременно диагностирован. Информация к размышлению о том, как нарциссизм, смыкаясь со старческой шизофренией способен, разрушать личность, толкая к нетипичному для зрелого возраста самоубийству. Если ж обратиться к параллелизмам испытанной временем литературы, то в качестве образчика мне приходит на ум трагедия скрипача из первой части «Неточки Незвановой» Ф.М. Достоевского. Гремучая смесь психопата с преобладанием нарцисса – и как итог двойное преступление, убийство жены и эшафот над собой!].
Так аутоэротический конфликт нарцисса обнаруживается не только по факту младенческого удовольствия от сосания пальца, а что более значимо предполагает афферентный дренаж с проекцией «альфа-эго» на макрокосмос. Что это значит, говоря популярным языком? А то, что эго, узурпируя вселенское око, словно хрусталик задаёт принцип индивидуации всем зримым вещам, включая сюда безликие архетипы сверхсознания, а иначе инстанции Id, Mind и т.д. Везде где трафарет anima или animus не отразился бы на зеркальной поверхности мироздания, отвратительный «призрак смерти» будет преследовать нарцисса явлением гротеска. [Пожалуй, «эстетическая расколотость» не зря отличается грубым пересечением «возвышенного» и «безобразного». Особенно здесь утруждается энтропия, поставляя контраст в натуральном виде. Например, инфанта и престарелая дуэнья, красавица и обезьянка и т.д. Не так однозначна роль сексуальности и в экспозиции канонического тела. Взять те же художественные полотна времён королевы Изабеллы. Понятно, что игра теней за ретушью и отвратительные карлики прозрачно намекают нам о тёплых, похотливых наклонностях клиента, чего никак нельзя упустить, следуя марьяжному назначению средневековой живописи].
Не оттого ли это что неуничтожимая математическим гением «модель Евклида» сквозит анцестральной враждебностью к случаям увеличения энтропии по причине регулярной замкнутости физических систем. Отсюда на поверхность сознания извлекается комплекс ложного превосходства, искусственная иератика, стандартизация социальных ценностей, а точнее, редукция подлинных перспектив внутреннего роста и т.д. Не напрасным покажется сценарий, почему нарциссизм фрактально проникает также и в геополитику, объясняя своё вторжение поддержанием инфрасоциального эталона. [Исторически, весьма кстати подойдут завещанные сословным обществом, прусские и британские геополитические мифологемы, исцеляющие цивилизацию от коммунистической заразы. Откуда берётся мода кроить карту, притом никогда не выходя из кабинета? Нет никакого сомнения в том, что за «ультраправой фразеологией» активного мужеложства, тут транслируются «левацкие образы» социального самомилования].
Обнаруживая субстанциональный подлог в интуиции нарцисса, нетрудно не догадаться, что «мир в себе» вообще никому не бывает доступен. Здесь мне приходит на ум роман Кобо Абэ о человеке, потерявшем лицо в результате химического ожога. Герой создаёт маску, мало, чем отличную от лиц обычных людей. Все, более вживаясь в маску, он обнаруживает тот факт, что оказывается все люди, живут под маской, когда только это и заботит их. А иначе они просто теряют способность приспосабливаться к существующим обстоятельствам, когда от этого неумения уживаться с собой под маской, они ломаются под прессом мировой воли.
(Какие сложные шахматные ходы были произведены воображением писателя, чтобы наконец-то удостовериться в элиминации энтропии?).
Так сублимации нарциссической психологии проникают в философию и религию, намного чаще, чем нам это на первый взгляд покажется. Неисчерпаемая надежда личного бессмертия, доступная нам в «символах веры», картезианский бунт против primum mobile, а также «западная синергетика» как некая идеологическая платформа «открытого информационного общества». Не зря же всё это продолжает конфронтацию с опытом Гераклитова мироощущения? И поскольку энтропия, становление и необратимость – есть те законы, что прямо и исподволь отрицаются нарциссом. То, жизнь извлекает на поверхность сознания совершенно невообразимые химеры. Так мне претит до тошноты повальное стремление фиксировать на видеокамеру эпизоды замечательно пустой жизни, когда ещё первобытный дикарь вожделел к чистоте собственного идола. И если «ювенальная фиксация» на портрете Дориана Грея воспринимается вдумчивым читателем ни без доли артистической брезгливости, то тем чаще толпы людей исповедуют эготизм под ножом очередного пластического хирурга, испытывая чувство заново обретённой красоты, как и когда-то античные греки. Не они ли продолжали совершать нравственное насилие над идеалом kallocagatia, мечтая заиметь преданных юношей с сердцами старцев и старцев с пылкими сердцами юношей?
[Баба-Яга в пьесе Евгения Шварца никогда не устанет казаться красивой, доброй, жизнерадостной, молодой: позируя перед магическим зеркалом. Эта нарциссическая установка расторжимого с реальностью образа, допускает факт «обратимости вещей», невзирая на радикальные изменения природы, каковые должны побуждать к эволюции нравственное начало. Но чего нельзя будет ни от кого утаить, так это то, что некоторые люди «дурно пахнут». А поскольку стойкая ассоциативная связь запахов и визуальных образов формирует мнемоническую модель мозга, то где-то здесь локализируется никакими средствами неразрешимая для Фихте проблема зеркальной двойственности «Я-НЕЯ» и «НЕЯ-Я». Отсюда я допускаю, что нарциссизм, образует паттерн с шизофренией, когда восходит к доисторическому периоду развития человечества. Попытаюсь объяснить это прохождением первобытного общества через тотемизм. В каждом человеке живёт зверь, но не во всяком звере способен поселиться человек. Какой это зверь: тигр, мамонт или волк? А если примат? То тогда кругозор этологии сужается, а так как подвержены шизофрении только мы и наши ближайшие сородичи шимпанзе, то этим мы как бы нарушаем код сознания, упраздняя социальный мир парадоксом тождества. (Какой мир ещё может быть у обезьяны?). Оттоле и замыкается на себе культурная мифологема, умыкая по частичке от характера всех зверей, человек не должен проговариваться о себе, иначе излишнее его прямодушие со сфинксом разбудит могущественную тень из Аида и он устремится к своей погибели!].
«Будда везде и нигде. В напевах камыша и трелях цикады; в отражении месяца на глади полночного озера и в кваканье лягушек; в ржании необъезженной кобылицы и горделивом запрокидывании головы ретивым жеребцом; в безмолвном полёте орла и в стремительном падении сокола; в улыбке румяной девушки и в благодушном кивке премудрого старца».
Я привёл этот отрывок, чтобы позволить нещечку лишний раз заглянуть в себя. Ибо истина гораздо выше средств и прихотей рефлексивного ума, поскольку она никогда не проходит мимо опытов зрелого созерцания.
Социальный конфликт деспота
Эгоцентризм деспота и нарцисса имеет различный вектор репрессивности. Если деспот, развивая инвиктимную мотивацию, сознательно подавляет чужую волю. То нарцисс просто игнорирует негативный опыт рефлексивного обеспечения, тем самым резервируя себе право на ничем не обоснованную самооценку. Так если рефлексивная самодостаточность нарцисса очевидна в своём снятом виде, например, в качестве платформы жизнеобеспечения всей Западной цивилизации. То напротив отправной конфликт отражает скорее приобретённое гекатомбой свойство инвиктимной особи, при обычно безликом сообщении об универсальной ценности первоначально предметных умозрений иллативного риска. Иначе сказать, если нарцисс неколебимо уверен, что corpus Dei и есть то непостижимое чудо природы, сконструированное вопреки всякому иному «наваждению дьявольскому». То уверенность деспота в собственной непогрешимости покоится совсем на иных основаниях, никак не допуская мысль о том, что в аполлоническом созерцании, есть нечто такое чего не дано упразднить энтропии.
Так преуспевающему технократу чуждо осознание того, «что» он делает. Когда гораздо важнее то: «как» он это делает и «чем быстрее» он это сделает. Парадоксально, но именно эта вторичная мотивация и лежит в основе технического прогресса. Напротив, деспот перманентно оглашает элементарный смысл. Поскольку иллативный риск заключается в том, что существо твоей деятельности, превращает в предмет и тебя. Тем, коверкая первоначальный образ творения, а также отнимая некоторое количество энергии и массу упущенных возможностей для полноценного роста. Потому в дискурсивном опыте деспота может фигурировать и такая истина:
«Не так важно кем ты был до своего преображения. Имеет значение только, то кем ты стал, когда ценой огромных жертв и преодолений превозмог собственную убыль».
Вероятно так, а может быть несколько иным отличным образом, рассуждает каждый деспот о своей заведомо ущемлённой природе свободной от любования. Что напоминает мне «зарезанный сон» из монологов Макбета, когда нет уже на земле целебного уголка, чтобы там предаться забвению, оставляя навсегда ужас злодеяния. Ощутимо, что за отсутствием этого «островка релаксации», нечто такое опять принуждает деспота предпринимать шахматным порядком, выстроенные ходы, снова и снова фиксируя необратимость однажды совершенного им внутреннего преображения.
Изменяя этот мир через насилие, мы поневоле меняемся вместе с ним, так как приспосабливаемся к образу изменяемого нами мира. Конфликт возрастающей энтропии с носителем не зарубцовывающегося источника «декомпенсаторного сознания», а отсюда и со смещенным центром алертности, блуждающим где-то помимо безотчетных страхов, среди мощных включений катарсиса, что будет применимо и к гипнабельному состоянию психики, когда наиболее концентрировано в образах мытарств по лабиринтам сновидений. Так отнюдь не стохастичным покажется нам, тот эвентуальный пласт пересечения всех фатальных обстоятельств, благодаря которому онтогенетический опыт деспота станет содержать ущербность ранней социальной идентификации или морально-психическую травму от столкновения «нуклидного эго» с контрастными лакунами негативного информационного поля. А это также значит, что конфронтация с издержками собственной жизнедеятельности и роста выделяет деспота, почти, что на клеточном уровне. Так фиксация базовых инстинктов на затяжном опыте второй перинатальной матрицы, порождает стратегию паразита, когда развивающийся эмбрион уже не мыслит своего существования вне материнского организма. Причем Mundi будет сложно сравнивать с «вселенской утробой». Поскольку наш мир слишком театрален, чтобы вращаться вокруг одного закоснелого сценического образа. И всё-таки я хочу обратить ваше внимание на то, что это и возможно единственный конфликт, где Id практически исчезает к развязке, не забыв протрубить через герольда о своём исчезновении, так как обычно на его место потом водворяется синкретическое по многозначности альтер-эго. Причем «сквозное действие» неутомимо движется к занавесу по мере дальнейшей трансгрессии Mind к монументальным зодчествам или кенотафам величия за манифестацией эры космического бессилия. И тогда окрылённые мечтой сердца готовы ликовать, что им дано было пережить это отвратительное иго. Похоже, что тяжесть неба уже не давит на них со всей стремительностью. Когда единственное, что продолжает поражать их так это то, что интенсивность восторженного чувства от вновь завоёванной свободы всегда зависела от их природной выдержки к асфиксии.
[Так в контексте возможной интеграции сознания и подсознания, под символом «нуклидного эго», я представляю вообще всякое изменяющееся вместе с субъектом ядро мотиваций, а точнее их континуум от начала и до завершения в реальном времени. Жизненные программы, их коррекция, самооценка личности по мере роста и самоутверждения, так или иначе, манифестируются этим понятием на поверхность социального опыта. Отчего не исключается фантом двоякого восприятия, то есть тератогенез, барокко, гротеск и т.д. А поскольку «альфа-эго, воссоздаёт этот мир через лекало совершенной формы» то, следовательно, упраздняется и энтропия рефлексивным обеспечением соразмерной к эталону проекции. Чего о «нуклидном эго» сказать невозможно, поскольку оно подражает природе, ищет в ней символ своего роста].
Вероятно, что череда состояний: 1) бодрствования; 2) засыпания; 3) процесса сна, состоящего из смены фаз сновидений; 4) пробуждения. Обнаружит симметрию как внутри, так и вовне через какие-то связи отделов верхнего и нижнего мозга, а также через их церебральную функцию. Например, сомнамбулизм, как инерция истерических переживаний при наглядной интерференции двух векторных фаз бодрствования и сна. Оттого мне понятно, что процесс интеграции «декомпенсаторного сознания» с когерентными потоками «парадоксального сна» не может не производить блуждания центра алертности к Mind. Когда «глубокий сон» сновидца всегда относится к Id нейтрально. [Деспот натурален, так как отличием от мужеложца или нарцисса, ничего не возражает против смерти, поскольку он воспринимает физическую кончину как избавление от страданий, а иначе и бремени долговых обязательств к Mind]. Пока что мне не удаётся до конца определить этот механизм? По-видимому, человеческая совесть, фундирует «парадокс сознания», когда её нарушение приводит к необратимым психофизиологическим сдвигам. Касаясь мощных включений катарсиса, то здесь деспоты чаще всего являют совершенно немотивированную сентиментальность, когда проливают так называемые «крокодиловы слёзы», что примерно, объясняется сближением этого паттерна с конфликтом сироты.
[Как правило, мозг в стрессовом состоянии перестаёт генерировать хроматические сны. Когда избыток «цветных сновидений» характерен более для шизофреников, что опять же отсылает нас к конфликту нарцисса. Вероятно, пароксизм предшествующий «синкопам сознания» приводит к восприятию контрастных образов тревоги, что в свою очередь индуцируется и социально-информационным полем. Отсюда появляются лакуны исторической памяти, как интерсубъективные символы некогда пережитого наяву «смутного времени». Причем сигналами психоалертного восприятия могут послужить тёмные и белые энергетические пятна (Асуры и Дэйвы)].
[Помимо обнаружения «закупорки сознания», деспот укрепляется в мысли, что он является «последним из человеков в среде недочеловеков и полулюдей». Отнять это убеждение, значит, не прочувствовать до конца внутренний монолог деспота, так как «омега-эго» неумолимо пробиваясь на вершину айсберга, подчиняет себе социальное мышление порождением нравственного императива. Неотделимо от деспота будет также стремление отправить «бутылку с посланием» в океаническое вместилище Id для всех грядущих поколений, будь то пирамиды или иные титанические усыпальницы, например, «китайская стена». Что есть по существу закамуфлированный сигнал бедствия, рудимент «нарциссической инсулы», а иногда и оборонительная политика по отношению к наступательным, а куда чаще карательным действиям Неба (Mind)].
Ясно, что возня вокруг раздутого комплекса неполноценности способна обнаружить только несовместимость изначально амбивалентных устремлений деспота, а отнюдь не приговор энтропии. Никто также не станет отрицать, что априори всякий деспот страдает от комплекса неполноценности, когда в реальной жизни тот способен достичь ошеломительных результатов, притом остро нуждаясь, как никто бы то ни было в ключевом признании социального респондента. Когда символ «отреагирования» всегда станет преследовать деспота за каким-нибудь исключительным фигурантом «вытесненного опыта». Производимый от того дискомфорт, вероятно, разыграет на партитуре симфонию подчинённых Mind совлечений, часто завершаясь многозначной метафорой всего пройденного жизнью пути. Например, легендой о «тысяче осеней» или тому подобной конфабуляцией, обычно профессионально состряпанной придворными поэтами или прирученными для того летописцами.
[Так китайцы до сих пор называют эпоху правления Чингисхана. Ясно, что предыстория восхождения деспота часто вызывала недоумение у хронистов своей мнимой документальностью. Оттого ли это, что завещанная предками хронология восставала, когда монгол как огненный демон вырастал из небытия. (Карстовый лакунагенез социальной памяти возникающий от обнаружения «трансгрессии Mind»). А так как никакой тиран не способен воочию не столкнуться со своим «альтер-эго», как непременным фигурантом совести. То фальсификация истории породила те замечательные островки Id, откуда потом зародилась совершенно неповторимая по мозаичности новелла. (Например, многозначный образ даоского мудреца Чань-Чуня)].
И ещё, сложно представить деспота вне фигурации их «духовных наставников», подобного рода мюридизм отнюдь не исключает монументального воспроизведения персональной фабулы. Похоже, что симбиоз омега-эго и альтер-эго, по немолчному закону содержит в себе полноту постижимого только деятелем и созерцателем времени. Так Карл Великий и Алкуин; Тамерлан и Сеид Барака; Чингисхан и Ели-Чу-Цай: станут олицетворять одно целое по итогам разрешения поставленной перед ними трансцендентальной задачи. (Случай трансгрессии Mind).
Прагматический конфликт лесбиянки
Декорированная знаковой культурой иллюзия умиротворенности и завуалированный тергоров инстинкт всегда выдаст лесбиянку с головой. [Тергоров инстинкт – инстинкт свойственный почти всем охотникам. Например, игра кошки с мышкою, возня щенка с потёртою тапочкой до бешеного желания «порвать», потому что ноги человека имеют схожий запах с месячными суки. Как культурная параллель: Ахиллес, каковой посмел надругаться над телом своего врага Гектора; Фульвия, именно она колола булавкой язык обезглавленного Цицерона. Особенно обратите внимание на тех людей, кто после размолвки рвёт фотографии своих возлюбленных. У лесбиянки этот акт субституциируется тем, что она как бы символически стремится «оттрахать» свою жертву воображаемым фаллосом, не имея того в наличии по какой-то милости природы]. Потому что настоящий мужчина, если тот не мальчик, будь он даже активный гомосексуалист, всегда ритуально спокоен, занимаясь привычным занятием: оттачиванием ли копья, погоней за бизоном, починкой рыболовных снастей. Чего нельзя сказать о лесбиянке, как бы струящейся под альтернативной фазой напряжения. Что случается с ней только тогда, когда ей предстоит извлечь до того момента спрятанный магический инструмент, точно осе своё смертоносное жало. Не потому ли гиперактивность лесбиянки превосходит все стереотипные стратегии, выстроенные фортификационным гением второй половины человечества, что она имеет одну природу с хтоническим Id? Так мне иногда кажется, что пресловутая «альфа-самка» стоит у истоков образования государственности куда более, нежели чем все патриархальные и фратриальные сообщества вместе взятые. И хотя революционные наклонности имеют свойства объединяться с лесбийским комплексом, изначальная близость института матерей к взращиваемому потомству порождает аберрации вполне конструктивного содержания.
[Подчеркнуто революционные наклонности лесбиянки объясняются анатомически, так как допустимая всеми социальными устоями пауза между анальной фиксацией садомазохистского совлечения и компенсаторным «генитальным включением» клиторальных зон, наиболее сокращена, чем, например, у того мужеложца. И мало того здесь образуются вполне заметные спайки, до сих пор ещё четко не выясненные клиническим психоанализом, возможно, из-за малосущественного акцента исследователей на «комплексе Электры»].
Очевидно, на каком-то срезе магического мышления, недурно объяснённого структуралистами, всё довольно четко транслируется, так как натуральное обладание фаллосом подразумевает совсем иной референт сообщения, нежели чем та власть над ним, каковая переходит от одного лица к другому лицу по трансдукции. Например, при контакте различных сущностей до партиципации их акцидентальных свойств. Либо же при сообщении от высшей инстанции к низшему звену через своего медиума, как первоначально это происходило с монархией никак немыслимой без напутствий первосвященника. Таким образом, мы скоро приближаемся к подоплёке «фетишизированного фаллоса» или к понятию его симулякра, чего никак не уследить за искаженной коммуникацией, поскольку инструмент предельно точно копируется и мало того, заметно обогащается инструкциями. [Симулякр – по определению постмодернистской философии, есть подмена знаком истинной ценности при дальнейшем погружении всякого рефлектирующего субъекта «в ничто». Как продолжение спонтанной темы, тот же фаллический символ скипетра и державы].
[Здесь, нам не мешало бы обратиться к трудам американской прагматической философии. Понятно, что инструмент, обретая фиксированное его прикладной ролью назначение, не имеет ровно никакого собственного значения, кроме той социальной ценности потраченного на него труда и материи. Чего станет мало, касаясь символизма фаллоса. Метафизика издревле оценила сакральные достоинства данного воспроизводящего органа. Так ещё гностицизм полагал, что вещественный мир был сотворён по мановению перста, а никак не вылез из одного «неважного места». Неслучайно и то, что Афродита, чья символика очевидна, по представлению крито-минойских народов появилась из морской пены, каковая перед тем подверглась пахтанию «детородным органом» Урана, после того как уд был отделен от тела его мятежным сыном Кроносом].
(Такое может случиться только в фантасмагориях Франца Кафки. Куда спрашивается, подевался этот член когда, не имея живого понятия о нём, мы уже наперёд знаем, как им пользоваться?).
Aquila non captat muscas. Не от того ли корреспондент корректно умалчивает про субъект, что тот непростительно забывается за цейтнотом, так как исходная семиотика постепенно замещается вторичной знаковой системой, а иначе её имитацией. Тогда-то и фабрикуется суррогат с последующей его коммуникативной подменой, а иначе косметикой, рекламой, обязательным апгрейдом и т.д. И вот получатель «маршальского жезла» задирает нос от одной мысли, что теперь он из прыща превращается в недосягаемую личность, только из права обладания магическим инструментом. [Отсюда несложно выделить декомпенсаторный вектор как у деспота, с той лишь разницей, что с субъектом ничего не происходит, поскольку он не эволюционирует по линии мотиваций, так как нет вторжения Mind]. А если так, то скоро мы обнаруживаем носителя лесбийской подоплёки независимо от его половой принадлежности, идентификации. Я не оговариваюсь, так как никто не возьмётся отрицать тот факт, что в большую политику пролезают мириады «всемогущих евнухов», совершенно стерильных во взаимодействии с всемирной историей. То есть явно не по мужскому признаку, как нам сначала может показаться, а по мимикрии, например через фетиш универсальной власти денег, славы, знания и т.д. [Так «псевдогамета», подразумевает политический альянс «тэта-самцов» с «альфа-самкой». Это отнюдь не эфемерный союз, так как он перекликается с укладом существования социальных насекомых, муравьёв, термитов, пчел и т.д. Кроме того имеются сообщества млекопитающих, где по каким-то причинам доминируют самки, те же гиены, контролируют сегрегацию самцов, например во время течки, никогда не образовывая спайки, что уже закладывает тенденцию к унии секса]. И вот тогда фигура, замещаемая в религиозном сознании верховным понтификом, окажется ничем иным как лесбийской косметикой, симулякром. Это непросто объяснить, так как церемония ухаживания за божеством узурпирует некоторые функции совсем иного рода и смысла. [Тут следует сообщить читателю о древнейшем малоазийском культе Кибелы. Этот теперь полузабытый пантеон некогда оказал огромное влияние на католичество, каковое частью узурпировало функции материнского божества, заменив матрону фигурой понтифика. Вы только проникнитесь идиоматикой «улыбки авгуров»? Забавно, что манипуляции с «воображаемым членом» только смешат того, кто давно отвык от обращения с этим орудием, когда поневоле он вынужден довольствоваться подменой состоящей из ритуальных и культурных сублимаций. Так амбивалентный образ смеха и печали – вызывает только улыбку на лице авгура!].
Кроме отмеченного уже чувства превосходства от обладания фетишем, лесбийский комплекс, отчасти несёт ещё и вторичный срез информации через символическое облизывание новоявленного потомства. Так через этот жест как бы устанавливается послеродовая связь с выкармливаемым питомцем, выделяется «гормон доверия». Не одно млекопитающее не станет облизывать новорожденного, если потом откажется заботиться о нём. То есть всегда будет поддерживаться некий алгоритм послеродовой селекции вида: рождение – облизывание – выкармливание питомца. Этот немаловажный прецедент, вероятно, создаст и социально-культурный подтекст в основе демаркации лесбийского феномена. Тогда путём естественной аналогии несложно будет прийти к выводу, что социальный модератор каким-то образом воспроизведёт «эффект эстрогена», в двусмысленной ситуации, когда невозможно станет доминировать без освоения практики вербальных игр. А это значит, что нельзя недооценивать, часто ведущую роль этого могущественного комплекса.
[Кому-то и невдомёк, что у Льва Толстого в запасе имелся один персонаж, который раздражал критиков его творчества до умопомрачения. Это конечно Левин. Но почему-то именно на него нисходит благодать в финале романа, отчего этот как бы герой, морально торжествует над Анной Карениной. Разгадка метаний «средней руки помещика» поставила в одно время в тупик и меня. Что в нём было такого, чтобы с ним пребывала правда и бог? Или какой-то лучезарный нимб витал над этим праведником, отнимая светлые надежды у лихих злодеев? Ну, помыкался вначале бобылём, потом с грехом пополам устроил свои марьяжные дела, занялся всерьёз хозяйством, породил первенца…. И что с того? Неужели эта житейская суета является гарантией от вторжения мировых бурь? Если нет сильных страстей, опасна ли тогда будет погибель? Не знаю к лести ли к хуле, но Толстой, как писатель, оказался до безобразия скуп на знаки, он не оставил почти никаких улик на своего любимого питомца. Кроме разве коё-каких партийных и мировоззренческих антипатий Левина. И всё на том. Когда того и впроголодь станет мало! Может быть, Толстой сделал так с умыслом, чтобы неприятели его «евангельской доктрины» даром клацали зубами, а объект их нелицеприятия всё равно оказывался бы за пределами их досягаемости. Вот он ключевой тергоров инстинкт! А это значит, что Левин является носителем признаков лесбийской конфликтности. Когда и сам он есть фигура коммуникативной подмены, аграрий-демократ и «тэта-самец» в унии с матриархальным символом «земли Русской», то есть без конструкта «Великороссии». Левин трансформер, так как он совершает рецепцию положительного Id, с последующей трансценденцией отрицательного Mind. Когда для конфликта мужеложца всё устроилось бы с точностью да наоборот!].
Кому-то ещё предстоит историко-культурное исследование на тему того как «лесбийский комплекс», тонко огибая репродуктивные каналы, запускает практику вербальных игр, когда переплетается с фаворитизмом, институтом вечевой демократии и парламентом. Неоспоримо, но факт то, что «альфа-самки» предъявляют собственные доминанты, нежели чем рекреативно ущемлённые «бета» и «гамма» типы. Взять хотя бы ритуальный обиход помыкать «потенциальным отцом» за час перед случкой, как бы испытывая этим его терпение. А то и манеру брать верх, над инфантильными вожаками, тем превышая допустимую меру одностороннего господства над произведённым потомством. Как веские причины того, принятые к рассмотрению у вида homo sapiens: укороченный интервал овуляции по сравнению с сезонным спариванием, значительная смертность среди самцов от хищников, факт удлинённой по сравнению со всеми другими млекопитающими лактации, чрезмерно растянутая во времени социальная педагогика детёнышей. Причем невозможно точно установить, миновав биосоциальный подтекст, почему господствующие самцы частично сдают свои позиции на откуп чрезмерно политичным самкам. [Неужели «естественный отбор» не подчиняется никакому здравому суждению, а есть только развёрнутая Дарвином гипотеза?]. По меньшей мере, как мне представляется, доминирующие самцы часто передают стресс потомству, а это, как известно, подтачивает жизненные силы. Кроме того, окрашенная одним генетическим маркером позиция «альфа-самца» всегда идёт в разрез с полихроматической стратегией заключения с ним унии секса.
Непарный конфликт супергероя
Как бы это не прозвучало, но мифологема есть то, что меньше всего определяет поведение супергероя, возможно оттого, что вытесняется на поверхность сознания куда более нуклидным комплексом. Так борьба добра со злом, справедливость, великодушие и т.д. Являются теми приобретениями, чем скорее камуфлируется супергерой от действительности, когда магистральный конфликт очевиден, почти каждому средневозрастному арбитру. Не напрасно, что мифология сохранила хитроумную обмолвку, прежде чем породить у нас восторг перед тремя наиглавнейшими героями античного мира. А так как идея для средиземноморского грека все равно, что трирема, устремлённая на всех веслах в свою секретную гавань, то Ахилл, Геракл и Тесей, всегда относились к тому типу мужчин, которых отвергали добропорядочные женщины, с одной немаловажной оговоркой для их яркой жизнедеятельности.
[Так станет упрощением считать, что супергероев выделяет обострённый комплекс неполноценности перед размером своего детородного органа. И хотя данная оговорка часто имеет смысл, когда версия в целом страдает от недостатка, так как обнаруживает лесбийскую подоплёку у того, кто орудует этой оценкой. Зависть к пенису, как правило, выдаёт не супергероя, а лесбиянку].
По всем законам развития сюжета, а точнее по какому-то архаическому наитию у таких многотрудных героев просто обязан был состояться гимен. Если не в увековеченном рапсодами варианте их жизнеописания то, где-то там, за областью неизведанного нам опыта. Опять же не в их самоотверженной бытности, а где-то ближе к досязанию миражей грядущего. Так для Геракла «утехой от ратных свершений» должна была стать богиня юности, обитающая не где-то, а на заоблачном Олимпе. Для Ахиллеса, боги приготовили отвергнутую Ясоном Медею, обещая тому в жены по достижении им Элизиума, почему-то пересказчиков не беспокоил тот факт, отчего герою она годилась в прабабки. Когда Тесею предназначалась прекрасная Елена, нареченная героя, утерянная им однажды в стычке с её братьями, что позднее видимо, вошло для неё в привычку. (Неважно, что каждый из них был, не единожды женат, кроме того, Геракл любил ещё и мальчиков, а Ахиллес наперсника Патрокла).
По здравой аксиологии античного гражданина, бравый вояка и чемпион преуспевающий в обществе без равной тому половины, это ещё не idiot, а того важнее и не государственный муж. [Классический образец античного гимена: Перикл и Аспазия, как яркий исторический прецедент гармонии мужского и женского начал в их гражданском симбиозе; а также старцы Филемон и Бавкида, но несколько в ином идиллическом ключе]. Отсюда проистекает и социальная неполноценность супергероя, отчего его великолепные подвиги аннулируются этим немалым дефектом. Так собрав мозаику воедино, четко вырисовывается тот факт что: конфликт супергероя, порождается половой некомплиментарностью, когда «очаг сексуального угнетения» разряжается посредством семиотического канала, настроенного на мощный выброс физической энергии в виде символического акта растраты семени. Что будет исходно опыту интенсивного подросткового онанирования с последующей возрастной подменой базовых мотиваций до совершения никому ненужных подвигов, авантюр, сверхличных рекордов и т.д. Так символ гарпии [или парафраз хищных рефлексий и увядающей силы воображения] не напрасно витает над супергероем, поскольку он часто отсылает нас к предыстории, касательно «пубертатного патлача», при очевидной гиперфаллической фиксации от бессознательного включения паттернов третьей перинатальной матрицы. [Опять же повторяющийся в мифологии мотив «горячего рождения младенца из лавы и камня»].
Чтобы как-то нейтрализовать непарный конфликт супергероя, я бы посоветовал подросткам мастурбировать только с «нерабочей руки». Тогда центры мозга ответственные за визуализацию не станут доминировать во время разрядки, отсюда значительно понизится «ощущение пустоты» после эякуляции, не пострадает самочувствие и фокус зрения. Не этим ли «внехудожественным методом» следует нам интеллектуально вооружиться, прежде стремлений интерпретировать не укладывающиеся в голове поступки того или иного деятеля. И право, какому нормальному мужику придёт в голову мысль ломать о шлем копья, чистить Авгиевы конюшни и, наконец, ублажать сорок дочерей царя Феспия. Если тот давно притёрся к своей строптивой половинке, мечтая о милом его сердцу душевном покое, нежели чем о славе и прочем вздоре.
[Конечно, вы можете упрекнуть автора в проповеди философского цинизма. И ваши обвинения будут не лишены нравственно-культурной опоры. Героон, как и фигура матроны – это культы античного общества. Так первоначально герой относился к материнским божествам. Даже происхождению собственного имени он обязан верховной богине Гере, супруге Зевса. Герой помогал роженице, разрешится от бремени. А иногда и зачать ребёнка в случае бесплодия. Следовательно, этот глубоко освященный древним ритуалом крипт, восходит к архетипу «дважды рожденного». Что в настоящее время конвергентно такому матричному понятию как палингенез. К сведению читателя, последнее может включать: 1) реструктуризацию вулканической породы; 2) эволюционный этап развития эмбриона; 3) генетическую репликацию; 4) виталистическую ремиссию; 5) возврат к архаическим формам общественной жизни и т.д. И всё-таки я бы хотел обратить ваше внимание на то, что автор приблизительно различает героя от супергероя. Герой или пассионарий, как вам угодно, второе также не лишено смысла после исторических исследований Льва Гумилёва – имеет, как правило, сверхличную мотивацию. А это значит, что он вполне не принадлежит себе, потому и не заживается долго. Когда конфликт супергероя рассматривается здесь под особым углом зрения, как это объясняется из парадигмы микропсихоанализа].
Конфликт самоубийцы
Свобода всегда привлекает нас тем, что её, возможно, иллюзорно достичь, призывая в свидетели, могущественную силу воображения, а то и стойко пережить вместе со своей эпохою, например во время революции, никогда достаточно не обладая ею вполне. Самоубийца напротив свободен от человечества в своём «моральном вакууме», а потому и одиозен практически всем благоденствующим на земле конфессиям. Тем любопытно, что религия часто культивирует виктимность переходящую в агрессивные формы самопожертвования. [Например, ассасины на Ближнем Востоке, а ещё камикадзе из Японских островов]. А если говорить о том прозрачно, то суицид, никогда не исключался традиционным обществом из обихода, возможно, ни как посыл отнять у себя жизнь, а скорее как некая эмерджентная тактика. Негласно, каста военных всегда пользовалась этой прерогативой, например, чтобы избежать позора, плена или бесчестия. Нисколько не считаясь с моральными запретами господствующей религии, тимократия обращалась к этому запасному средству, рискуя метафизическим спасением, только ради восстановления своей прежней чести. Не подлежит обсуждению и тот всем очевидный факт, что «чистый тип самоубийц» вообще встречается очень редко, так как обязательно вкрадываются какие-то роковые обстоятельства на момент совершения преступления против предвечной души и бренного тела. Кроме того, вредная эстетика satietas uitae, часто искажает подлинные мотивы самоубийц, выпячено извращенным отношением к «биоэтике». [На этот раз, чистому рецидиву препятствует тема «пресыщения и пустоты», каковая отсылает нас к конфликту мужеложца. Не потому ли что «жизнь – мачеха вожделений» изначально пятнается инцестом с бессмысленностью существования на этой земле. Отнюдь непреднамеренным покажется нам и то совпадение, отчего отцы «римского клуба самоубийц». А это, император Нерон, писатель Петроний Арбитр и, видимо, философ Сенека. Были прозрачными мужеложцами, во всяком случае, отталкиваясь от их первого сексуального опыта]. И всё-таки в произвольном ключе невозможно не упомянуть «гиперборейский обряд»: опять же отсылающий нас к этической санкции традиционного общества. [По легенде гипербореи, достигнув преклонного возраста, завершали свою жизнь самоубийством. Выбирая, таким образом, между заботами (житейский рецидив) и маразмом (надситуативный страх) – «блаженную и счастливую смерть!»].
Чем является тогда самоубийство, если не магистральным конфликтом, подсаживающим на зеро часто ещё незрелые фрустрации невротика? Как утверждает психиатр Сильвио Фанти, самоубийство, возможно, охарактеризовать, как «феномен обостренной конфронтации между стремлением предотвратить воображаемый рецидив, опираясь для того на подсознательное преодоление фобий смерти». [1]. Эта знаковая цитата, взятая к развенчанию всей прежней, и как следует принятой априори аргументации. То есть благодаря этому уточнению нельзя уже будет утаить, что псевдоподии архетипов танатоса никак не проливают свет на экзистенциальную подоплёку суицидальной миссии, когда она только выдвигается на поверхность феноменального сознания, отсюда зияя между «тотальным ничто рецидивного существования» и что куда важнее «микроскопическими страхами индивида».
[Взять хотя бы «карнавальное шествие смерти» у Бахтина, каковое образует четкий паттерн с групповым или что будет точнее с внесословным сексом. То есть ничего общего с персональной имагинацией невротика. Совсем иное дело «маска смерти», под возбуждающий ударный ритм, она только распаляет похоть до верхов рецептивного раздражения, безусловно, анального сладострастия].
Немного о гигиене жилого пространства. Определённо, что некоторые рекомендации Фэн-шуй математически обоснованы. Так уравнения Нётер доказывают, что любая вертикальная линия заряжает пространство энергией. Напротив того угол куба, обычно облюбленный пауками, гасит энергетические потоки, сводит их к нулю. Касаемо «семантического пространства» самоубийцы то, это формирует эмерджентную модель наглядно вертикальных мотиваций эфемерно актуальных в фокусе сознания как бы загнанного в угол существа.
Но только ли обнаружением «патовой истерики» удастся интерпретировать неповторимые по ухищрению суазории господина Кириллова из романа «Бесы» Фёдора Достоевского? Так признание «своеволия» менее всего приближают нас к разгадке тех заповеданных областей человеческой психики, где следовало бы умолчать, отсюда применив подстрочник. Суицид – как «жесткий маргинальный акт» и даже «симптом отчаянного преодоления установок смерти», ни в коем случае не отменяет остроту парадоксальной восприимчивости при наличии потенциала «воли к жизни», оставаясь «вещью в себе», нашим домыслом, так как нет никакого реального обоснования для этой сложной мотивации.
(Когда внутренняя достоверность всё-таки имеется!).
[В этом контексте, хорошо анимируется до мелочей выверенный сюжет Льва Толстого «Поликушка». Напомню, речь идёт о конфликте затюканного мужичка, что возник от смертельного страха перемены своей участи на солдатчину. Поверхностным катализатором коагуляции фобий явился ужас обнаружения пропажи доверенных барыней денег, со сценарием воображаемого рецидива (рекрутский набор). И как итог удавка!].
Опять же возвращаясь к женской теме «правдивого русского писателя». Мне, например, предельно ясно, почему Поликушка покончил с собой. Когда не существует эмерджентной модели, по которой Анна Каренина бросилась бы под поезд? Объясняя себе это, я даже попытался заново реконструировать голые как пистолет схемы неокантианцев. Так, считается, что объект аффицирует наши чувства, когда субъект посылает интенцию по мере пробуждения интереса к какому-нибудь предмету. Всё это происходит ни без страдательного залога, поскольку субъект не может не сознавать то, что он уже сознаёт по факту своей ментальной озадаченности. Отвращение очень сильный аффект….
Но достаточно ли «некоторого количества тошноты» для упразднения, заложенного во всех нас инстинкта самосохранения?
Обострённая впечатлительность, «магия цифр», «шахматная готика», едва ли не сопоставимая по интенсивности с полотнами Иеронимуса Босха, конечно ни подарок, хотя всё это создаёт посыл к конфликтам аутического мышления, нежели к метаниям самоубийцы.
Так почему? Ведь никто не склонял её к постылой жизни с прежним мужем, во всяком случае, насильно. А это, значит, нет рецидива, когда не имеется в наличии и установки к появлению надситуативного страха. А что есть тогда? Опять же получается, что без авторской компликации аннулируется, и аффект, отчего эго только довольствуется привычным укладом существования. Хотя женское самолюбие могло и пострадать, например, от внезапного сознания того, что животная страсть Вронского к ней позволила наконец-то изжить себя….
Может быть, Анна Каренина побоялась «духовной летаргии»? Участи отверженной одалиски в серале турецкого султана? И такой символический жест, именно под поезд? Что это? Пубертатный негативизм? Травля сокамерниками? Поглощение экрана индивидуального сознания каким-то инфантильным воспоминанием? Амок? Изнасилование интервентами?
Нет, всё это неправдоподобно! А это значит, что призрак Анны Карениной должен был ещё терзать автора на всю его оставшуюся жизнь. А может быть, это была фигура тёщи, то есть знак первого подобия жены. Вот тогда мне всё становится ясно!
(Анна Каренина была опять беременна девочкой!).
[Возвращаясь к теме дефиниции надситуативного страха. Так некоторые женщины и дети непроизвольно боятся мышей, когда это есть ещё ситуативный страх. А бояться мышеща из балета «Щелкунчик», это уже надситуативный страх. Когда опираясь на символический ряд произвольных ассоциаций, часто случается, что мышь является предвестником канцерогенных заболеваний, эпидемий, голода и т.д. Что бесспорно скрыто за иррациональной логикой сновидений или же теснится к области наивного восприятия жизни, что обычно предполагает ленивую работу мысли при обширном богатстве фантазии].
Конфликт аутического мышления
Разгадка видового различия аутического мышления от мышления нарциссического, возможно некоторым образом будет выяснена от применения аналогий штативной оптики к фокальному эго, установленному, так или иначе, по отношению к наблюдателю. Каждый из нас, наверное, помнит детские игры с биноклем, когда близкие и удалённые предметы меняются местами, стоит только изменить положение окуляра. Тогда будет логично предположить, что эго и является своего рода кристалликом для трансформации океанической энергии Id, не исключая отсюда и последующий дефект восприятия образов привычного мира. Так если для нарцисса абрис собственного присутствия станет наибольшей величиной, то для аутического мышления всякая аппроксимация покажется как бы в миниатюре, когда всякая отдаляемая за горизонт перспектива приобретёт воистину колоссальный масштаб. Это восприятие фатально угадывается в произведениях искусства и архитектуры раннего античного времени, где дремлющий призрак «омега-эго» витает над дромосами и порталами, словно тонкопрядная теургическая душа, благословенно испившая нектар целебного забвения из какого-то неведомого для всех нас магического колодца.
[Рельефы и настенная живопись ранних царств: Египет, Хетты, Крито-Минойская цивилизация и т.д. подтверждают данную мысль об изначальной «вогнутости оптического восприятия» древних. Почти полное отсутствие «прямой перспективы» предполагает макетный образ их мира, как бы вмещенного в кунсткамеру для вожделенного любования. Кстати для аутического мышления более характерно не «милование в себе и для себя», а именно любование ко всему порожденному самим собой, будь то ансамбль Иерусалимского храма, этрусские катакомбы или статуи Праксителя].
Так понятие «истинной величины» и «истинного горизонта событий», ещё ни так давно оглушало кабинеты маститых академических ученых, когда подобные встряски воображения уже были не редкостью после Коперника. Альберт Эйнштейн, опираясь на достижения экспериментальной физики, только закрепил прецедент до внеочередного упразднения очевидностей аутистического мышления нововведением в кругооборот идей: мысль о «пространственно-временном континууме». Отчего компактная вселенная заселенная духами и гениями уступила место совсем иному восприятию космоса, навсегда утратив, быть может, «живую анимацию» а, следовательно, и витальную силу человеческого воображения. Когда взамен рассудок приобрёл объективную достоверность, доступную нам в экспериментально-научной идее «когнитивного аттрактора». Определённо, что с этим радикальным событием обнаруживается очередное явление «вселенского сиротства», так как циркуляции Id опять же замыкаются на Mind. И поскольку афферентный агрегат техногенного, а куда больше однородного пространства, заметно проигрывает в сравнении с античными полисами, то мир ещё больше становится незащищённым перед психоделическим нашествием всегда маргинального Эроса. Необходимо понимать, что для античного человека эрос обозначал совсем ни то, чем он для нас теперь является. Если урбанизированный секс – в большей степени только транслирует естественнонаучную парадигму, напоминая чем-то экспериментальную случку или промышленный туризм, то античный эрос – не имеет ничего общего с искусственным раздражением роговеющих либидинозных зон. Такой эрос выходит за городскую черту, так как производит выброс потерянных поколений.
Так и аутизм, не отличаясь вулканическим проявлением, тем чаще обнаруживается творческим способом развития мышления. Поскольку обволакивание материнского Id, создаёт как бы и дополнительную степень защиты эго, то есть своего рода плаценту, что, в общем-то, характерно для паттернов первой перинатальной матрицы.
«Отчего талант, – если перефразировать Гёте, – раскрывается на причале, вдалеке от житейских бурь, когда характер закаляется только в борьбе».
Немудрено, что среди пораженных синдромом Каннера [При синдроме Каннера ребёнок отказывается называть себя по имени, он не называет себя «Я», предпочитая заговорить о себе в третьем лице и т.д.] детей можно встретить достаточное количество одарённых от природы личностей. Стоит только проявить некоторую чуткость восприятия, чтобы потом к собственной радости обнаружить «внутренний мир» маленького бодхисатвы. Когда мишурная экспансия нарциссов обнаруживается буквально с порога, доводя нас до чеховского отвращения к ним. В данном ключе мне приходит на память роман Владимира Набокова: «Защита Лужина». Сюжет из эмигрантской жизни аутичного вундеркинда, каковой долго бился над безнадёжной партией, а в результате «взломал персептивный код». Демонтаж комбинаторного восприятия из мира шахмат в реальную жизнь, не пожелал, не отозваться на дальнейшей судьбе гроссмейстера. Так, в конце концов, вещественный призрак безумия, меняя загонщиков, доводит Лужина до патовой истерики. Переживая символический мезальянс, он предпочитает выход из тупика, пожелав «выпорхнуть в окно всей фигурою на черном поле полночного неба».
Если подробно рассматривать устройство зрительного нерва, то аутистичными, можно назвать и лошадей, поскольку близко расположенный к ним объект, зрительно превышает их собственную величину почти в три раза. Когда аутизм это ещё и компактность восприятия, то есть та тонкая эманация, доступная нам в конструкциях славянской матрёшки или в каноне написания икон, восходящих, возможно, к какому-то негласному прецеденту фасеточного зрения, почти что никак не воспринимаемого в образах модернистского искусства. Так ещё Павел Флоренский в своей монографии о природе «обратной перспективы», пытался проникнуть в тайну сакральной живописи, выходящей за пределы аксонометрии, то есть обычной панорамы, проецируемой на зрителя из бесконечно удалённой точки.
Кстати, случай обратной перспективы, предполагает и совсем иное уравнение массы. Это отображается и в обыденном языке, поскольку лексемы, парадигмы и синтагмы, имеют для лингвиста совсем иную плотность, нежели чем мы предполагаем, освоив элементарную прагматику речи. И поскольку «анимация мира, внутри неорганического мира» всегда завораживает аутическое мышление, то вполне будет возможно, что интегралы и логарифмы также танцуют канкан в умозрении гениального математика, как и сильфы в воображении Парацельса.
И всё-таки, забавы Id, могут быть далеко не безобидными, так как в случае поражения эго аутизмом, гиперопека матери, способствует возникновению галлюцинаций, фобий, делирий. Таким образом, лакуны бессознательного опережают блокады ингибирующего Mind. Не этим ли была заражена, словно повитой, сердцевина античных полисов? Понятно, что речь идёт о ксенофобии плебеев и агорафобии духовной аристократии. Так аберрации «омега-эго» не исключают сеанса сообщаемой вовне интроспекции. Но, как правило, они отторгают активную помощь со стороны по причине завершенности модели собственного существования, над которым не властна даже идея необратимости. Здесь исполняя коммуникативную роль, все желают сообщать о себе только в третьем лице (тезо), ничем таким не компрометируя собственное присутствие перед кем-либо (индо-инаю). Когда по ответному опыту декодирования «Я и Ты», здесь теряют всякий смысл. Так как божество в таком свёрнутом мире ничем таким не напоминает «сокровенное Ты». Скорее оно и есть «я ещё непознанное в Себе», как то будет применимо к виртуальному ключу наподобие кадров исчезающей материи полулегально добытых в лаборатории ядерных физиков.
[Кто-то ассоциативно воспроизведёт здесь максиму Сократа, мол, «познай самого себя». Но это только возвышенная часть айсберга, когда мы русскоязычные люди привыкли пользоваться санскритским словом bhoga. Причем подсознательно мы отталкиваем от себя «теологический дискурс» разработанный всей западной цивилизацией после того как это «магическое слово» уже проникло в наш лексикон. Так необъяснимая приверженность к «архаическому понятию» заставляет думать, что мы также «шифруемся» как и персонажи Марселя Пруста. Эта неутомимая воля продолжать партизанскую войну с Mind, неплохо демонстрируется, касаясь известного жеста Николая Гоголя, а именно в тот момент, когда он отправил в камин вторую часть «Мёртвых душ». «Не надо религиозной метанойи, не надо казённого суда над Чичиковым!» – Вот о чем намеревался нам сообщить писатель, бросая неоправленную рукопись в огонь!].
Даже Китай, не ушел далеко от состояния шелкопрядного кокона. Это, очевидно, мне, учитывая долговременный феномен изоляции для этого достойного всякого удивления народа. Так и теперь геополитическая картина мира «поднебесной империи», умиляет меня своей неподдельной аутичностью в духе ещё ни так давно нашумевшей на экране трилогии Толкиена. Напомню вам: 1) это, запретный дворец императора, как исходный центр распределения всей небесной благодати; 2) земля вассальных князей и сопредельная с ними земля; 3) земля мятежных князей; 4) земля дружественных варваров и сопредельная с ними земля; 5) земля враждебных варваров…. И непонятно что ещё на периферии, куда и утекает весь имперский шёлк?
И хотя аутистическое самосознание подпитывает абсентеизм, каковой продолжает вредить социально-политическому благополучию нации. Вопреки тому культурных носителей «локального идиотизма» сложно назвать хоббитами, не потому ли что хоть раз ассимилированное жизненное пространство, цементируется ими на века, подчиняясь какому-то объективному соответствию теургической души и почвы.
У известного популяризатора фрейдизма Эриха Фромма, имеется монография «Некрофилы и Адольф Гитлер», в ней он опирается на опыт клинициста Малера. Так вот там я повстречал довольно критическое отношение к детскому аутизму, нежели чем только что привёл здесь. В-первых, как утверждает Малер, аутистичный ребёнок неспособен четко, отличать одушевленную органику от материи неодушевленной. Во-вторых, тот более привязан к неживым объектам, например к игрушке или к ранее освоенному пространству, так называемый «медвежий угол». В-третьих, бросающийся всем в глаза «гилозоизм» имеет также и разрушительную наклонность к актуально живым объектам от подчеркнутого стремления их «вскрывать», вспарывать, но не ради садистского удовольствия, как при других комплексах, а более из детского любопытства, чтобы знать, как, то устроено. В-четвёртых, аутистичный ребёнок часто и как бы исподволь, но при этом вполне сознательно противодействует социальному вовлечению, невзирая на конструктивные доминанты благорасположенных к тому лиц. В-пятых, аутичные дети склонны манипулировать людьми, используя сигнальную систему куда более императивно, нежели чем в открытых сообществах допустимо по механической схеме: «замри – отомри» а, по существу, «включил – выключил». И в-шестых, «у большинства аутичных детей наблюдается очень незначительная фиксация психической энергии на поверхности тела, чем объясняется их очень низкая чувствительность к боли; что также сопровождается отсутствием аутоэротических зон по принципу точно локализированного удовольствия». Иначе сказать, аутистичные дети, это «психоэротические калеки», неспособные не только давать, но и принимать любовь окружающих.
Конфликт «нимфы»
Гиперсексуальность «нимфы» часто объясняется не элементарной распущенностью, как злокозненно полагают завистливые кумушки, а форсированным сценарием как бы довлеющим над природою невесты. Фальшь, капризы и жеманство «нимфы» или всё то, что обычно настораживает параноика, побуждая его ужесточить тактику пола, есть невинная бутафория, поскольку она не менее обманута ожиданием подарков от судьбы, нежели чем её очередной избранник. Девиз «поскорее забеременеть» часто понуждает «нимфу» быть неразборчивой по отношению самцам, меняя их по мере надобности. Так как финальное образование гаметы для «нимфы» ни есть самоцель отличием от побочного и генетически обогащенного транзитными самцами потомства. Энтомологическая параллель часто объясняет мотивации «нимфы», идеалом которой является партеногенез.
Отчего поверхностный оргиазм свойственный «нимфе» никогда не может быть удовлетворён, поскольку природа позаботилась о том, чтобы она поскорее трансформировалась в иную ипостась анимы. Напомню, что в недалёком прошлом почти четверть, а то и треть самок погибала, не завершив родовой деятельности, из чего логично следует, что суровый экзамен, поставленный перед «нимфой», есть реальность далеко ни иллюзорного предвосхищения. Аллегория о Персефоне умыкаемой Аидом дополняет наше впечатление прозрачным символом танатоса – как бы посягающим на суверенитет тела «нимфы». Редкие матроны способны на глубокий оргазм, так как чувствительность клитора и G-точки есть тот натуральный предел сексуального наслаждения применимый для каждой нормальной женщины. Но совсем иным покажется нам акцент мужской стратегии оплодотворения женщины. «Зависть к большому пенису и крепким яйцам», «стяжательские», а также «психомоторные фиксации», «зеркальные фобии» и т.д. [А иначе тайный страх, после пробуждения не увидеть свой детородный орган. Имеется также контаминация этой же фобии с символом смерти, а иначе страх исчезновения носа на лице, у того же Николая Гоголя – по компенсаторной логике подсознания]. Всё это наслаиваясь на поведение самца, затем провоцирует идиосинкразии «нимфы». Так как конфликт «девственницы» лежит по преимуществу между растянутым актом мужественной инвазии, (то есть пенетрацией, дефлорацией и копуляцией) и эпителиальностью оргиастического наслаждения. Последующий обман её экзальтированных ожиданий есть одновременно крах не только вполне «респектабельного самца». Но и прежде всего, есть развенчание петтингового мифа, от цензуры Mind возвратного к «нимфе» с диссонансом для гедонистического пробуждения вульвы (Id).
[Бешенство матки», нимфомания, вагинизм, повышенная чувствительность влагалища и сверхдопустимая к норме частота оргазмов, так пугающая осторожного любовника. Всё это – в принципе является невинным отправлением вытесненного прежде патриархальными ценностями «девичьего гедонизма» как бы отсылающего нас к совсем иной философии тела, нежели чем сексуальный штурм и смакование, так характерные для плотоядного самца. (Как противоположный и гипертрофированный посыл далёкая от всякой куртуазности «мозаика катакомбного разврата» с «казармами аппетитных ягодиц» в литературном партфолио маркиза де Сада). Отсюда в воображении нимфы возникает тема «тёмного вторжения», а потом и отторжения самца. Негласная выемка для античного самосознания или суверенитет для всякой одухотворенной телесности, ранее отмеченный в символах заповедного пространства. (Гинекей и адитон, а также «архетип единорога» по Карлу Юнгу). Разгадка женщины лежит в её беременности и симптом растянутого во времени отравления утробы плодом, является и тем скверным антидотом, за которым по ту сторону принципа удовольствия и грезится нам человеческое будущее!].
Этим натурализмом, в частности, объясняется и распыленная инсургенция «нимф» по отношению к социальным институтам. Раздраженное неприятие воображаемой «мужской солидарности» требует постоянной манифестации, что уходит корнями ещё в античность, например обряд фесмофорий или вакхическое буйство менад. Так немотивированное обнаружение Лисистраты часто обескураживает мужчин, но здесь женщина наиболее мудра, поскольку цикл «смерти – возрождения» не вписывается в кругозор процессуальных домогательств самца за обеспечением его собственной психомоторной фиксации.
[Определённо, что у «нимф» респондентская группа выстраивается совсем по другому сценарию, нежели чем для мужчин. А так как наиболее значимым критерием «цивилизованного сообщества» всегда является комфорт, то разочарование неизбежно, поскольку следствием изнеженности организма проистекают идиосинкразии, как на малейшие перепады среды, так и на внешние знаки сообщения. Что происходит помимо их осознания, так как жесткий детерминизм привилегированного существования «нимфа» склонна объяснять прессингом патриархального общества].
Что касается примитивно-сексуальной установки, явно рассчитанной на множественную имитацию конвульсий (а иначе эксплозия дионисийского оргиазма между сатиром и нимфой), то она по преимуществу не может быть признана сугубо вириальной, поскольку самец, стремящийся к бесконечному сексуальному наслаждению партнерши, как правило, обезличен а, следовательно, не имеет ни индивидуальных, ни моральных качеств. Когда достигший зрелости мужчина обычно склонен к привитию тех добродетелей, что склоняют женщину к признанию «рационального начала» с вектором от Mind к Id, имея про запас архетип Марии Магдалины. Естественно будет предположить, что разум в этом случае следует распределять дозаметрически, и желательно, в той пропорции, что вызывает меньшие идиосинкразии у субстратного Id.
Отличительной половой реакцией женщины всегда является – захват, когда мужчина только – обороняется. Негласный тест отбирает мужчин и внутри своего сообщества. И поскольку «альфа-самец» всегда нападает по праву силы и справедливости, а не реактивно. [Гипотетически, разумно будет предположить, что «бета-самец» также обладает собственной доминантой ролевого поведения, например, сила и расчет]. То не потому ли это мышление станет имплицитно феминизму? Так нерасшифрованные подсознанием аберрации рефлексивно добавляют маскулинизированному идеалу стереотип соблазнителя и агрессора. Вполне вероятно, что обман ожиданий вульвы аккумулирует проблему далеко непреходящего свойства, вечно возвращая Клитемнестру к пафосу затаённой обиды на Агамемнона. А по существу, так, «война полов» никогда не достигнет своего финала хотя бы, потому что «tertium non datur», – есть и формулировка в никоем случае неприменимая к обиходу феерической женщины.
[Агамемнон – царь Микен и Аргоса; и притом довольно многосложная для интерпретации фигура античной мифологии. Женившись на царевне Клитемнестре, он убил её сыновей от первого брака, желая обезопасить в дальнейшем свой престол от притязаний пасынков. Так последующим его шагом было и принесение в жертву своей любимой дочери Ифигении, дабы умилостивить разгневанное божество перед походом ахейцев на Трою. Нетрудно будет обнаружить, что ценности этого жестокого царя претерпели эволюционные изменения с вектором «от бета-самца к альфа-самцу», то есть от умышленного и превентивного поступка к справедливости. (Символическое замещение невинно убиенных пасынков собственной любимой дочерью). Но разгневанная Клитемнестра не простит мужа за это двойное убийство своих детей. После возвращения победителя из Иллиона, сговорившись с любовником, она, заманив в ловушку, коварно убьет и его].
Напомню, что «нимфа» является промежуточной стадией развития женской сексуальности, каковая обычно разрешается от столкновения с первым «материнским чувством». Когда регрессии неизбежны от этого порождая ответные поведенческие реакции. [Например, «кризис отцовства»]. Только во втором случае, это будет расточительная попытка примириться со своей прикладной ролью. Напротив тому «нимфа» не склонна к большим психологическим издержкам по поводу освоения новой материнской роли. Поскольку это станет бессмысленно с точки зрения вечно возрождающейся природы.
Регрессивный конфликт неандертальца (Исава)
Если в конфликте нарцисса станут частотно преобладать шизоидные акценты; а нимфы – истерические, то в «конфликте Исава» наиболее узнаваемыми станут эпилептоидные перепады: от физического ощущения краха до поисков сверхсознания. Потому как этот регрессивный конфликт наиболее синкретичен, сближаясь даже с суицидом при стойко выраженных отцовских и материнских комплексах. Я уже говорил однажды в самом начале, что заряд Id со знаком минус характерен для психологии мужеложства, чего никак нельзя сказать о генералитете санкций (Mind) ведущего параноического восприятия. [Опять же о навязчивом «чувстве оттраханности» воображаемым самцом или же группой самцов, после абстиненции и амнезии. Не исключено, что «конфликт мужеложца» станет вероятным идамом (проводником) «белой горячки», когда в основании того обнаружится трансформер, то есть глубоко спрятанный в подсознании «комплекс порнодивы», а иначе акт мучительного превращения из несостоявшегося альфа-самца в альфа-самку].
Так, исходя из структуры житейского опыта, несложно будет увязать, что «источник санкций» может и отторгаться «органическим подсознанием», как пришитая к чужому телу голова при вынужденной трансплантации. Тогда по отношению к Mind будет выделен отрицательный потенциал, возможно, включающий в себя реликтовое ядро психогенеза. Поясню, так как нами заведомо отличаются живой интерес, подхваченный инстинктом и случай бессознательного отторжения чего-либо, например, та же сила привычки или страх осознания. И поскольку по аналогии с квантовой теорией истинным ядром мотиваций всегда является Id, то спрашивается, зачем тогда нам тиражировать «позитронную версию вселенной»?
[Ещё один довод в пользу того объяснения, почему в России недолюбливают Канта. Вектор «сознание – Id» и «подсознание – Mind» необходимо всегда учитывать как нейтральный фактор до обнаружения скалярной величины, конфликта, комплекса по мере его обострения. Только на основе сложения суперпозиции из всех векторов, мы будем способны определить персоналитет (или матрицу эго) при аппроксимированном значении для «дивергентного Id». Так, например, Дон Кихот никак не может быть признан положительным героем, так как он маргинален к существующему обществу и культуре. Когда в нём странным образом уживаются рыцарь и чудак, входя в стойкий резонанс с «альтер-эго», у которого на этот раз имеется приниженный и, тем не менее, весьма положительный потенциал. (Мудрец Санчо)].
Если нигилистическое отрицание мира само по себе не ново для невротика, когда это только позиция эго обезображенного фрустрациями. То в структуре подсознания имеется нечто, безусловно, локализируемое, что непрерывно ускользает от техники разгадывания свободных ассоциаций, поскольку оно затемняется дисперсиями, порождая «рикошет наших побуждений». Это видимо и есть тот стойкий, лонгитюдный; и очевидно, свойственный депрессиям механизм «вегетативной сублимации; чреватый мучительными преображениями за сменою фаз и экстремум сенсорной чувствительности, как полагается сопровождающийся андеграундами и срывами. [Под символом «вегетативной сублимации» - я понимаю глубинную, океаническую работу подсознания с циркуляцией термопотоков между полюсами Id и Mind. Всё это происходит как бы за островами и континентом нашего обыденного сознания, всегда устроенного на фундаменте мировоззрений]. А так как повторное открытие физиогномики заставляет нас предполагать, что в популяции неандертальцев доминировал «ген депрессивности, то я невольно сближаю этот выделенный мною комплекс с исчезнувшим видом нашего человеческого собрата. [Обратите внимание на «свирепый габитус» неандертальца с явным выступом «грозового лба» при отсутствии модификаций причудливого носа и сглаженных надбровных дуг, что видимо, объясняется пониженным уровнем выделения дофамина мозгом неандертальца. Подобные типы, кроме того, ещё отмеченные атавизмом «затылочного бугра» часто встречаются среди аборигенов Австралии и туземцев Папуа Новой Гвинеи].
Гипотетически, неандерталец принял модель поведения, согласно которой базовый «инстинкт сотрудничества» произвёл сценарий вселенской катастрофы, поскольку завуалированный до того «инстинкт межвидовой агрессии» запустил психотический триггер, подвигнувший его к конфронтации с куда более слабым, когда, тем не менее, интеллектуальным видом homo sapiens. [Так ранимый коварством Исав, как и простодушный Зигфрид или целомудренный Энкиду, предпочитает накликать на себя и своё семя погибель в наказание за единожды совершенную им роковую ошибку!].
Дивергенция инстинктов Дарвина и Кропоткина [инстинкт межвидовой агрессии у зверей и инстинкт взаимопомощи у социальных видов], хорошо будет заметна в родном языке, если мы попробуем подвергнуть процедуре структурного анализа аттракторы «свой» и «наш». Ключевая дихотомия производится не только из развития института частной или общественной собственности на средства производства, а прочно мыслится нами из пещеры энеолита, так как лежит у истоков биосоциальной идентификации человеческого вида. Если местоимение «свой» имеет субстратный ряд ассоциаций, то «наш» значит ряд суперстратный, привнесённый на местную почву а, следовательно, и на кровь, извне или свыше, причем в форме аффинитета к единой стратегии выживания. Как наглядно из того, тем будет структура первобытного рода (Id) и племени (Mind). Причем наносная структура раскалывает первоначальное ядро вертикально, создавая прецедент некоммутативных сообщений к объекту потенциальной агрессии. [Так Исав доверился брату, а тот оказался ксеноморфом, когда иудей несколько веков спустя поработил идуменянина. Примечательно, что мотив «чечевичной похлёбки» воссоздает тонкую атмосферу нравственной софистики или ту религиозную рознь, откуда «солидарность и братская любовь» лукаво подменяются «угрюмо-скотоподобным нравом язычника», к каковому отныне станет неприменима максима конфирмации].
В существующем контексте скаляры Mind и Id окажут аберрацию на эго, нисколько не влияя на него в изолированной среде, когда для конфронтации следует учитывать собственное, а иначе уклоняющееся от нормали направление вектора. Если нострафикация – обернётся отрицательной динамикой, то есть ступором, ложными параличами, страхами движения или падением мышечного тонуса. То образ propriety – обнаружит сходство с гиперкинезами, экзальтированностью, улучшением работы перистальтики. Всё это мне напоминает прелюдию в виде маниакально-депрессивного синдрома с постепенным нагнетанием анафилактического эффекта в зависимости от акцента психопатии. Где следствием эскалации агрессивных социальных инстинктов возникает: 1) ситуативный код [стимул – реакция]; 2) мозаичный код [триггер – фиксация]. Опять же с заметным преобладанием какого-то декомпенсаторного механизма ужесточения психики.
Парадокс совершенной вменяемости – есть и дальнейшая неспособность сознания к диссоциации. Чего нельзя сказать о шизоидном и возможно куда более гипнабельном существе, например о том же кроманьонском человеке. Значительная, нежели чем у неандертальца способность к усвоению культурного опыта, обоснованная чрезмерным развитием лимба, произвела на свет и невиданную доселе фигуру парадоксального политика, подчиняющего себе функции милитаристического вождя, а точнее шамана – оснащенного мощнейшим инструментарием сеггустивного воздействия в терминах «открытого индивидуализма». [Точка зрения, согласно которой существует только один уникальный и самотождественный субъект, который связан со всеми живыми телами, когда-то актуальными в пространстве и времени, универсальным потоком сознания. Феномен очень схожий с этиологией маразма в анестетическом прозрении нарцисса].
Чужебесие всегда прорастало из тоталитарного строя души, а точнее из мракобесия [фиксация общественного сознания на Id], каковое находило себе объект для обличения, а иначе жертву для «промывания мозгов» по причине прессинга всегда сурового общественного мнения над свободой совести. [Прочитайте записки монаха Самуила о деятельности Петра, и вы поймёте разницу между «своим» и «нашим» в святоотечественном умозрении, как видно из того, в инвекциях происходит почти полное слияние этих двух категорий]. Потому ли так живо представляются потомкам откровения эсхатологии, что экспериментальный опыт предполагающий перенос инстанций «трансцендентального разума» (Mind) покушаясь на пошатнувшийся менталитет, сталкивается с сопротивлением матричных форм коллективного бессознательного (Id). [Не даром, что, потомок, читая древний текст, невольно производит в голове те же операции, что и визионер. Поскольку у потомка уже другой менталитет, каковой бессознательно сопротивляется неактуальному для него коду информации. Когда общим у них может быть только «субъект трансцендентальных мыслей» (Mind), по способу прочтения заряженный отрицательно к полюсам их собственного восприятия].
Эсхатологию и визионерство справедливо относят к паттерну третьей перинатальной матрицы, то есть к процессу появления плода из родового канала. Рождение нового мира из лона мира старого как ничего более соответствует и архетипу смерти, стойко зафиксированному в родовой памяти пациентов с четко выраженным регрессивным конфликтом. Так кроме иррационального страха неандерталоидных лиц (Мы – их когда-то уничтожили как вид). Человеку, особенно мужчине, свойственно и чувство вины перед собакой (Мы – их обошли как равных союзников по охоте). Психогенетическим прецедентом в частности объясняется тот факт, почему на территории СССР ещё много лет после войны деревенские юродивые обращались к фашистской символике, а чудаковатые матери называли своих долгожданных первенцев Адольфами. И поскольку трансдукция Mind на тело социального мышления (менталитет) часто воспринимается и как teomahiya. То паническое состояние, предшествующее потере стратегического рассудка, являет самостоятельную мифологему или так называемую семиотику амока в подсознании безумца. Иначе просто нельзя не испытывать шока, переживая манифестацию primum mobile, до последующего за этим событием отчуждения от структуры обыденного опыта. Такова степень эмоционального потрясения эго, на момент ремиссии Mind, что только таким образом и укладывается в голове инцидент религиозного чуда.
[Где-то начиная с Аристотеля, средневековые астрологи ещё пользовались этим кодом, движение мыслилось по такой схеме: I) причина – осознание (impetus); II) сознание – действие (liberty); III) цепочка последствий (consequence). Подробнее рассмотрим феномен impetus. Как экспоненция принципа, тот же князь Мышкин у Фёдора Достоевского при полисемантическом крое индивидуального подсознания: 1) «тяжелая падучая и лакуна времени»; 2) «мыслящий по весне тростник»; 3) «грустная история о совращенной коммивояжером альпийской крестьянке»; 4) «проданная в дороге реликвия, а именно ни к чему не обязывающий в России брегет»; 5) «в одних штиблетиках, исходом из Альпийской Швейцарии (Повторение им судьбы Ганнибала!)].
Возможные сценарии перинатального конфликта
Завершать приходится с того, чем следовало бы начинать это исследование. Наука последнего столетия доказала способность производить людей в лабораторных условиях. Но кому нужны эти гомункулы? Так идея инвестируется ещё и в то не огибаемое естеством обстоятельство, отчего онтогенез начинается ещё в утробе матери. Причем заповедная область перинатального опыта практически недоступна психоанализу. Когда определенные результаты здесь достижимы, хотя и не безопасными методами глубокого гипноза, кропотливой техникой холотропного дыхания и другими запрещенными средствами медикаментозного воздействия. И, пожалуй, самым безвредным проникновением в «sancta sanctorum» эмбриональной жизни является построение гороскопической карты зачатия, что также требует исключительно квалифицированной подготовки и чего крупно не достаёт в арсенале заурядного психоаналитика.
Отсюда, а иначе в «утробной лаборатории» предполагается искать нить до конца не распутанной истории эмбриона. Например, куда чаще заостряя внимание на фиксациях перинатальной матрицы, так как эмоциональные встряски, а также комплексные психические реакции наслаивают определённые предпосылки на анамнез младенца. Резко выраженные идиосинкразии на сперму отца, различие метаболизма матери и плода, фоновый информационный обмен, например, поле угнетения или гормоны радости и т.п. Предполагают, уникальность латентной фазы становления конкретного организма, а возможно, и почти всё будущее индивидуума. А поскольку утроба часто атакует с помощью гормональных ингибиторов; например, реакция на интоксикации, сюда включаются как искусственные медицинские препараты, так и механические сокращения стенок матки, а также жесткая среда. То, вероятно и обретение необратимого сценария, безусловно, базового по отношению к перинатальному паттерну, к чему зрелый организм просто не способен не возвращаться по причине его сходства с реальным опытом.
[Так случай ношения женщиной корсета, бесспорно, протекал не без побочных явлений для нескольких поколений просвещённой аристократии. Отчего феномен «утробной Бастилии» породнил чрево аристократок и их горничных. Другим довольно вредным симптомом акушерской фабрики является тотальное кесарение ко времени извлечения плода. Лишение младенца позитивного кламберного опыта, что отсылает нас к паттерну третьей перинатальной матрицы, имеет, безусловно, церебральную корреляцию. Кесарение освобождает потомство от кинестетических архетипов «люминесцентного туннеля», когда насаждает массовую психологию консумизма. Вполне вероятно, что декомпенсаторный опыт подготавливает новый виток глобальных катастроф].
Иногда случается, что дефицит каких-то аминокислот или органических соединений создаёт предпосылку для такой стратегии матки, при которой первоначально отделяется несколько зародышей, а в результате рождается только один. Естественно будет предположить, что такой организм, достигнув зрелости, возобновит рецидив, апеллируя к Id, нежели к фактору этического прецедента Mind. Таким образом, решая свои насущные проблемы за счет притеснения и даже уничтожения «малоудачливых собратьев». Эмбриональный каннибализм есть далеко не исключение для миллионов внешне законопослушных людей, а вот допустят ли они трансгрессию очага, бессознательно опережая других менее искушенных в борьбе конкурентов? Этот вопрос несколько выносится за рамки психоанализа. [2].
[Религия, видимо, и раньше догадывалась об этом, развивая диалектику «первородного греха». Так Каин убил Авеля ни, потому что он по своей воле выбрал путь злодеяния. Мотив зависти к милостям божества, также ни о чем не говорит нам, поскольку выдаёт интересы касты священнослужителей. Подозрительной покажется нам и философия Пелагия, о котором так нелестно отзывался святой Иероним. Когда единственно приемлемой версией видится мне адаптация гностиков (учение об эманации) к теории трансгрессии Id. (Напомню читателю, Каин, отличием от Авеля был зачат в раю, родился он на земле, следовательно, жизнь его должна была напоминать ад!)].
Мандала шизофреника
Чтобы представить себе как протекает, а более как включается шизофрения необходимо сложить оптические образы с моделью координатного поля: 1) равномерный источник света; 2) линза; 3) фокальная поверхность, предпочтительно римановой геометрии с различными углами отражения.
Логично будет, что линза отождествится с ego, когда косую вертикаль займёт ось Mind и Id. Так если ткань нашего существования сравнима с фокальной поверхностью, то луч сознания, ниспадая под постоянным углом, высветит те моменты бессознательной жизни, где теряется искомое «тождество Я» за узнаванием массы физических причин. Не исключая отсюда и стереоскопический эффект, например, рефракцию на случай преломления лучей к опыту сингулярности (ego).
Предположительно, что при конфликте нарцисса, по причине того, что тот вытесняет на периферию опыта факт физического увеличения энтропии: сознание оторвётся от сложной текстуры, то есть фокальной поверхности (Mundi) , так как признание принципов некоммутативной транзитивности, вообще не войдёт в круг умозрения данной акцентуированной установки. А это значит, что проявится брешь, отчего спасительные иррадиации подсознания станут восприниматься как отрицательные импульсы, искажающие понятийную структуру ego. Производный от этого мозаичный код сознания, [например, фасеточный как у насекомых] только усугубит положение сбитой с толку дистинкции каким-нибудь прецедентом аналоговой достоверности. И тогда, то есть, таким образом, реструктурированная линза перестанет достаточно четко фокусировать луч правильного или онтологического сознания на объекте физического восприятия, отчего нарушится и код аффицирования, то есть среднестатистическая чувствительность кожи, болевой порог, аутентичный портрет личности, адекватные эмоциональные реакции и т.д. Что в свою очередь должно было случиться от обратной связи, фиксированной на штативе линзы (эго) с лучом фокальной поверхности (сознание), где давно уже был нанесён узор, испещренный символами Id, словно на персидском ковре. Таким образом, шизофрения являет качественную реверсификацию сингулярного потока сознания, нежели вполне нормированную иррадиацию подсознания. А если так, то триггер, от которого начал происходить структурный сдвиг сознания с последующим расщеплением виртуального эго, должен быть подвергнут тщательному дознанию. Что должно происходить помимо изучения генетических маркеров, мыслимых, если только в качестве физического детонатора как-нибудь активированного от таймера персональных событий, откуда за неимением спасительного челнока погруженная в волны субъективного времени носится потерпевшая кораблекрушение мысль.
Весьма обескураживает меня и то обстоятельство, что всё больше продвигаясь к клинике шизоанализа, конфликт нарцисса – окажется отправным по мере погружения в символ иррадиаций подсознания. Вероятно также, что этот шоковый конфликт, подготавливающий инвазию Id, приберегает и идама, отсюда резервируя фантом запланированной обратимости. [Например, путеводитель Вергилий у Данте в «Божественной комедии»]. Тогда критерий психической дисфункции шизофреника будет правомерен только при одной единственной аксиоме сознания. То есть аксиоме порождающей деспота в глубине человечности! [Такова, правда, об этой нозологии].
Высшая алгебра мотиваций
Великий философ Хосе Ортега-и-Гасет некогда сравнил современную поэзию с «алгеброй метафор». Позволительно, что это удачное сопоставление стоит применить и по отношению к ядру человеческих мотиваций – а иначе к теории микропсихоанализа. А поскольку потребность в строгом математическом методе объединяет эту вековую науку с канонами естествознания, то будет уместно допустить, что карстовая пустота, образовавшаяся от несколько односторонней верификации, наконец, заполнится истинно амбивалентным содержанием. «Жизнь – есть конфликт», который подчиняется не только закону фазовых колебаний, а что тем более важно фундаментально выстраивается от искомой суперпозиции, где одноименные векторы, слагаясь, деформируют конкретную величину до значения уникальной человеческой души.
В этой небольшой монографии автор рассмотрел только десять основных конфликтов, когда тех может быть куда больше, чем здесь обнаруживается. Не всё так гладко получилось и с текстом, он обогащался правками, включениями, глоссарием и разрастался как на дрожжах. Так недочеты автора безмерны, когда он только пытался живо представить довольно непростые для понимания вещи, намеренно не опошляя их первоначальный смысл. Так мало кто уважительно относится к психологии, отчего никто никогда не воспринимает её расплывчатый метод узнавания человеческих психотипов за образец точной науки.
Фрейдизм справедливо обвиняют в биологизации сущности человека. Когда тем точнее, что фрейдизм лишь только обнаруживает социальную резервацию, обустроенную для инстинктивной природы человека под символом «вытесненного». Так по манере собеседования, психоанализ чем-то напоминает взаимно учтивую практику погружения в атмосферу нацистского концлагеря, где заключенному предлагается один единственный выход. А именно, раз за разом смаковать свою травму, чтобы навсегда избавиться от неё. Но нормальный человек обычно стремится избегать душевных страданий, хотя бы раз испытав их, а не повторно переживать боль, особенно, под чьим-то чутким руководством не иначе представляя себя в образе подопытной крысы? Определённо, что у такого подхода немного вне бункерного будущего! Чего нельзя сказать о мировоззрении в целом.
Как-то раз, объясняя целевой аудитории теорию Зигмунда Фрейда, а именно – «роль фиксации в развитии фаз сексуальности младенца». Я употребил такую наглядную им параллель: сидеть и молча слушать преподавателя, раскрыв рот от удивления, это – оральная фиксация. Всё время ёрзать на стуле и вертеться, думая о том, как найти удобный повод выйти из класса – анальная фиксация. Постоянно встревать со своими вопросами и перебивать учителя – фиксация фаллическая.
(Это замечание относится и к читателю!).
Ссылки:
[1] «Микропсихоанализ». Д-р Сильвио Фанти. (Изд. Москва. 1995.г.).
[2] Вопрос о том, что для эволюции будет первично: «внутривидовая агрессия» или «инстинкт взаимопомощи»? Остаётся до сих пор открытым после Дарвина. Чтобы несколько обогатить междисциплинарный подход, я вам рекомендую прочитать исследование Ричарда Докинза: «Эгоистический ген».
Теория конфликта в тезисах:
1) Конфликт мужеложца – то есть конфликт между эскапистскими симптомами «чувства пресыщения и пустоты» и проекцией «хищных образов матери-самки». Погружение в кеному. Опошление инцеста. Фратриальный гомосексуализм и «сестричество».
2) Метафизический конфликт сироты – то есть конфликт между универсумом и principium individuationis. Феномен замыкания Id на Mind. Отторжение эго. Символ двуполого Mundi. Спектр андроидных мифов. Ролевое сиротство и интимофобия.
3) Аутоэротический конфликт нарцисса – то есть конфликт между проекциями «альфа-эго» и элиминатом энтропии. Как логический итог нарциссизма аутоэротическая фиксация, а иначе замыкание канала Id на эго. Трафарет anima и animus. Гротеск. Самомилование как простейший аналгетик. А также инверсия ювенальных установок под углом «идеи «обратимости». Сублимации рефлексивной психологии. Шизоанализ в основе истоков себялюбия.
4) Социальный конфликт деспота – то есть конфликт между возрастанием энтропии и носителем декомпенсаторного сознания. Ущербность ранней идентификации эго в негативном информационном поле. Иллативный риск. Блуждание центра алертности. Образование лакун социальной памяти. Конфабуляции. Трансгрессия Mind. Симбиоз омега-эго и альтер-эго.
5) Прагматический конфликт лесбиянки – то есть конфликт между явлением симулякра фаллоса и актом его коммуникативной – косметической подмены. Иллюзия умиротворенности и тергоров инстинкт. «Псевдогамета» или альянс «тэта-самцов» с «альфа-самкой». Феминизация и унии секса.
6) Непарный конфликт супергероя – то есть конфликт между некомплиментарностью и подростковой мастурбацией при безусловной фиксации на гиперфаллической фазе развития сексуальности. Личные рекорды и социальные достижения: как субституты гимена. Палингенез.
7) Конфликт самоубийцы – то есть конфликт между экзистенциональной неприемлемостью воображаемого рецидива и преодолением надситуативного страха, отсюда производного от установки смерти. Эмерджентная модель вертикальных мотиваций.
8) Конфликт аутистического мышления – то есть конфликт между ужасающей громадностью отдаленного от сенсорного восприятия мира и миниатюрностью освоенного человеком пространства. Символ «омега-эго». Теургическая душа, Тема анимированного мира внутри неорганического мира. Стратегия партизанской войны с Mind. Синдром Каннера. Ксенофобия, социофобия и агорафобия.
9) Конфликт «нимфы» – то есть конфликт между растянутым актом мужественной инвазии (пенетрация, дефлорация, копуляция) и эпителиальностью оргиастического наслаждения. Диссонанс для паттернов гедонистического пробуждения вульвы. Насилие, обман её ожиданий. Материнство, а также фазы её регрессии, как прототипы вечно возрождающейся природы.
10) Регрессивный конфликт неандертальца (Исава) – то есть конфликт, исторически возникающий от столкновения законов «межвидовой агрессии» с законами «социальной взаимопомощи». Психотический триггер и образы вселенской катастрофы. Идиосинкразии подсознания. Андеграунды, депрессия и невроз. Бифуркации моделей «нашего» и «своего», а также парадокс вменяемости. Эсхатология – как дальнейший перенос «трансцендентального разума» (Mind) на существующий менталитет при резистентности матричных форм коллективного бессознательного (Id). Феномен impetus.
11) Возможные сценарии перинатального конфликта – а иначе факты конфронтации плода с сокращающимися стенками матки (Феномен «утробной Бастилии), различие метаболизма матери и зародыша, конкуренция между потенциальными братьями и сестрами за монопольное обладание почвой и ресурсами; как следствие эмбриональный каннибализм («комплекс Каина»).
От коллизии и драмы к «теории внутреннего конфликта»
Ни для кого, не является откровением, что литературоведческая критика переживает острый кризис, по причине преобладания не достаточно апробированной техники вне текстового привлечения с момента открытия психоанализа. Так этические и социально-реформаторские доминанты актуальные для конца XVIII и середины XIX века отодвинулись на второй план, после того как популяризаторы неофрейдизма проникли в массовое сознание, обнаружив при этом пласт изощренных инстинктов: как архетипической, так и персональной трансгрессии. Опять же в некотором смысле неофрейдизм оказался куда жизнеспособнее марксизма и ницшеанства, позаимствовав от этих маргинальных течений кое-какие подходы и терминологию, например, feed-back или drive, что соответствует социальным комплексам утоления голода и самоутверждения. Когда в целом, эта довольно зрелая тенденция, каковая успела оттеснить на задворки истории «социальных прогрессистов» позапрошлого века, тем паче, успела, давно приестся при более взыскательном рассмотрении. Так вопиющим анахронизмом покажутся нам неуклюжие попытки неофрейдистских шекспироведов препарировать Гамлета, Отелло, короля Лира. Не менее угнетающим представится нам и способ декодирования, постоянно паразитирующий на анализе инфантильного опыта, вместо того чтобы видеть разгадку в тревожных знамениях переживаемого времени. Так немыслимо представить не обращаясь к нравственной диалектике, метания, того же Пьера Безухова. Вряд ли удастся объяснить нам и Григория Мелехова, не поймав себя на мысли, что перед нами исчезающий тип героя, христианского воина, колоритного самца. Когда не всё так гладко устроится и после прочтения заведомо симптоматической литературы. Достаточно ли будет объединить с нарастающим «климактерическим порогом» выбор Анны Карениной или вывести из посттравматических указаний на «половую фригидность» странности поведения героинь Ибсена?
[Чуть задевая медицинскую тему, вероятно, что это только верхний пласт психологического бурения, когда скважина «вечной женственности» тянет на ещё большую глубину. Я берусь только обнаружить трещину на стыке феноменов культурного параллелизма, не имея достаточных средств объяснить это хотя бы исходя из клинического анамнеза, то есть из чувства вины или подавленной сексуальности, родовых травм, раннего включения климактерической нозологии, выделения анальных зон и многого другого. Средневековые процессы ведьм, как мне кажется, указывают мне на то, что скорее было деформировано патриархальной культурой, когда над «древнейшим божеством материнства и девства» поработало патерналистское христианство].
Притом напрасно будет полагаться только на работу с текстом, когда психоанализ подразумевает ещё и клинический опыт, то есть познания в области эндокринологии, физиологии, томографии и т.д. И всё-таки вряд ли удастся ограничиться платформой персонализма, когда дело коснётся психологического правдоподобия, увы, апостериори недоступного для креатипа на условиях вынужденной демаркации литературного творчества с базовым инстинктом. Поэтому квалифицированному писателю будет необходимо ещё вооружиться «теорией внутреннего конфликта», отсюда больше не зацикливаясь на литературных штампах создания реалистического произведения при заметном преобладании давно уже «убитой» авторами феноменологии. Так как по существу, любая социальная коллизия никак не способна не резонировать с «внутренней расщеплённостью субъекта». Когда только это аподиктическим образом и формирует драму, но на этот раз с привнесением средств гиперреалистического отображения жизни.
Конфликт мужеложца
Вариации группы осмысленных впечатлений, актуальных в конфликтном поле мужеложца свидетельствуют об очевидной истине, а именно о том, что их акцептор не способен по-настоящему любить и сострадать. Поскольку чувство физиологического пресыщения и последующее отсюда отвращение к источнику кормления, препятствует мужеложцу подняться над стереотипом собственного пола. Когда, в конце концов, это вынуждает его оказывать предпочтение стерильному объекту. [Мужеложство справедливо относят к интеллектуальному изуверству. Преднамеренное отторжение продуктов удовлетворённого вожделения к terra incognita, заметно отличает этот базовый конфликт от основного поля конфронтации психики. Так чего имеется дурного, например, в том же в идоле, касаясь всегда безответного религиозного чувства. Если тот наполняет всё зримое материальным содержанием, выставляя наружу качество, фактуру вещи. И разве бог<атство> и добро<тность> не являются синонимами материи? Нет, единожды уличив искусство в фальсификации Mind, активный мужеложец станет отвергать услуги художника, что приведёт к последовательной негации или к метафизике отсюда разбожествлённого мира (de sacrificio mundi)].
Отчего отношение с женщиной, как и с «неполноценной расой» станет бездуховно, раз оно загрязняет чистоту «оплодотворяющих небес», а иначе перфекта в субституционном умозрении вириального гомосексуалиста. Отсюда последует и немотивированное отторжение «нимфы», как некой промежуточной формы феминной мутации направленной от образования эпизодической гаметы к потомству. Ситуация когда антинатуралистическое подражание «нимфе», тем же трансвеститом, парадоксально обыгрывается через общепринятый ритуал ухаживания. Но это только пародия на приглашение к коитусу, модератор агрессии, когда всегда «хищное лоно» опираясь на какой-то доисторический прецедент, питается исключительно «благородным семенем», избавляясь от ненужного самца по окончании процесса спаривания. Например, архетип «черной вдовы», часто фигурирующий в сновидениях и фобиях гомосексуалиста. [«Пиковая дама» А. Пушкина, «Царица Тамара» М. Лермонтова, а также Елизавета Тюдор, сердечные увлечения которой обычно часто заканчивались эшафотом для её возлюбленных]. Если концентрироваться на произвольном ключе, то срабатывает образ «всепоглощающей бездны», «тёмного колодца», «китового чрева», «Левиафана» и т.д. То есть продолжается намёк на символическую кастрацию. Отсюда также происходит и вторичный конфликт мужеложца, а иначе конфронтация между натурой и культурой, обнаруживаемая нами через символический акт погружения в кеному. [Например, опустошающая души жертв и их палачей симфоническая трансляция по громкоговорителю в фашистских концлагерях. Опять же если заменить кеному символом танатоса пропустив это, через рецидив, а потом совлечь полученный комплекс к Mind, например, в качестве формы ритуального жертвоприношения, то мы получим субстрат для оснастки нового садомазохистского комплекса. (Конфликт маньяка)].
По обыкновению мужеложство – это только свойственная некоторым параноикам стратегия выживания, нежели шанс на наилучшую реализацию половозрелого мужского начала в образах здорового и жизнеспособного потомства. Потому всегда станет проблематичным способ замещения полового объекта по законам элементарной аналогии. Когда девиантный опыт гомосексуалиста обусловлен скрытой от глаз фобией всемогущего и субстратного Id.
[Взять хотя бы союз Гамлета и Офелии. Он отнюдь, как привыкли думать, не чуждается того, чтобы совратить девушку. Как настоящий параноик, Гамлет опутанный слежкой двора, боится только за жизнеспособность «освященного безумием мстителя в нём», кого Офелия потом от голода чувств задушит тигриными ласками, если выйдет за него замуж. Кроме того, он ещё не доверяет и своей матери, когда готов обмолвиться, в сердцах назвав её «сукой». Единственно, что препятствует этому, так только торжественное обещание отцу-призраку. Кстати, «конфликт пустоты» не в меньшей степени присущ и онанистам, но обычно в чистом виде, без проекций «образов матери»].
По последним данным науки Y-хромосома не рекомбинируется, когда в качестве захваченной дрейфом гаметы, пополняет «зону XXX». Так за последние двести тысяч лет в результате стремительных мутаций мужская хромосома homo sapiens потеряла 7-8% генетической информации. Ученые, констатируя факт прогрессирующей разреженности Y-хромосомы, всё больше говорят о «Проклятье Адама». Так касательно алертных сигналов вириального подсознания, следует необратимо, что «торричеллиева пустота» все-таки фигурально присутствует в непростых исканиях мужеложца, ответно предполагая спайку для некогда расколотой цельности «космического мегалита». И тогда декомпенсаторный вектор, установленный на платформе инстинкта внутривидовой агрессии, как бы внешне дополняет социальный конфликт диахроническими ситуациями. Например, когда вроде бы есть шахматным порядком, выстроенная мотивация и долг, но отсутствуют зрело выраженные конструктивные наклонности к их регулярному совлечению. А также и в тех нередких случаях, когда имеется сильный групповой аффект, но тот никак не подкрепляется всеми прежде выверенными социальными устоями. Эта неподвластная обузданию тяга мужеложца завладеть мировым временем способна поглотить целые поколения. А так как «милитаризм самцов» провоцирует пульсирующую напряженность сфинктеров, то изменяется и вектор, по которому устанавливается правопреемство для легитимного потомства. Отсюда изначально исключаются все те, кто никак не годится для вхождения в мужскую лигу. Когда не допущенные к мужской инициации лица гасятся тем, что они переходят в низшие общественные касты. [Попросту говоря, они превращаются в митохондриальные гаплотипы, как, например, пигмеи Африки или дравиды Южной Индии]. Вопреки тому, редукция социальных ценностей и повышенная значимость идеалов релаксации: выгодно отличает «лесбийские демократии» от «мужеложествующих республик».
[История обнаруживает множество «активных фратрий», помещая сюда спартанцев, викингов, янычар и т.д. Неслучайно, что этих агрессоров привлекала только война. Победить, значило бы находиться над своим противником в позе сверху. Под чем всегда подразумевалось: обладать его женщинами и дочерьми, пользоваться его имуществом, отнимать его славу. Когда за поражение следовало бы расплачиваться, если не жизнью, то своей «задницей»!].
Вряд ли кому-то покажется шокирующим, но почти вся культовая русская проза первой половины XIX века пронизана латентным мужеложством вторичным от прочтения «Чайльд-Гарольда». Показательно, что конфликт между эскапистским симптомом чувства «пустоты и пресыщения» [Обратите внимание на такие коннотации: хандра, английский сплин, horror vacui и horror tenebrarum] с одной стороны и проекциями хищных образов «матери-самки» с другой. Отражает гибельную духовную ситуацию, когда начинает прорастать с серией типовых к антономазии публикаций: «Чацкий», «Евгений Онегин», «Печорин» и т.д. И хотя амбивалентный символ «родины-матери» деликатно замещается «Россией Петра Великого», то есть мачехой к откровению лицеистских петиметров. Тем прозрачнее станет сексуальная подоплека далеко не безобидных республиканских программ Северного и Южного общества. Так незамедлительное освобождение всех аграриев от монархии, подправленное ритуальным убийством царя, породило бы у простого народа ощущение гидры, когда за место одной головы вырастает тысяча. Тогда русская нация ещё не достигла той степени «сексуальной разреженности», чтобы углубляться в полифонию насилующих «ментальное тело» самцов. [Кто-то воспримет в «декабристском движении» пресловутый «Эдипов комплекс», что отчасти верно с той лишь разницей, отчего «совокупление с мачехой», хотя то и является подменой, также предполагает инцест. Тем прочнее, устанавливается символизм отца, когда тот отождествляется в коллективном бессознательном с «белым царём», что по существу является репликацией некроканоноческого архетипа (Кощей Бессмертный). Так, во всяком случае, ещё со времён Петра I, а то и ранее, вынуждена была томиться «славная голубица матушка», в сырой келье по извету нехороших людей. Немудрено, что при подобном фольклорном восприятии морганического брака с европейской культурой, декабристы, пытались вновь распалить «похоть к мачехе», отчего никак не могли рассчитывать на поддержку крестьянства. Когда согласно их «сиротской мифологемы», то есть тех же рекрутированных солдатушек, батюшку-царя, в конце концов, ожидало раскаяние, а его детушек слёзы умиления на пору долгожданного свидания с «честной матерью». Тогда напрасным стало бы считать, что декабристы хоть часом пеклись о душе народа, они только лишь расковыряли плаценту устроенного на собственный лад мироощущения. Собственно, они только тем и занимались, что топтали барскими сапогами их мирные иконы].
Так немного погодя имморализм Нечаева будет противопоставлен гонорам «Нерчинских рудокопов», отчего обнаружится последующий разлом эпохи. Республиканский террор вынужден будет уступить социалистическим настроениям общества. Тогда на смену «закрытому братству» придёт изощренное «сестричество», где гораздо чаще используется макияж, конспирация и прочие способы сокрытия своего бисексуального предпочтения. С этого момента устанавливается «однополый гимен», закреплённый на принципах внесословного компромисса. Чтобы затем на исторической сцене, как в «голубом варьете», появились разночинцы. [Как разгадка видоизмененных ролевых отношений, «криминальный союз» Петра Верховенского и Николая Ставрогина в произведении «Бесы» Ф.М. Достоевского].
Метафизический конфликт сироты
Другой случай невротической фрустрации при бесспорной фиксации на оральной фазе развития сексуальности есть конфликт сироты. Хиазм в источнике данного конфликта по сравнению с тем же импринтингом гомосексуалиста не может, не бросится в глаза даже несведущему психоаналитику. Хотя именно это щекотливое обстоятельство и сбивает с толку исследователя. Так если для мужеложца образ «выплёвывающей недоносков сучки» выступает под знаком «минус», а «пустышка», чем обычно является вириальный идеал, под знаком «плюс». То для сироты справедлива частичная инверсия, когда грудь кормилицы, предельно вожделенна младенцу и при этом всегда недостижима для эксклюзивного обладания при доступном арсенале суррогатов искусственного кормления. Затем чтобы приоритетная лактоза приобрела исключительно одухотворённое значение, когда включила бы сюда мотивы Сикстинской капеллы, а также библейские метафоры «истекающего сосцами божества», «молочных рек эдемского оазиса», а иногда и завуалированные аппетиты абсолютного познания, например, ретроспективу гностической плеромы и т.д. Когда голод, холод, жажда, одиночество и всё то, что имеет продолжение в социальном чувстве неполноценности, осуществляет подлог матрицы, отчего никогда не отступает, приобретая значение негации.
[Поэтому, опорной станет та гипотеза, отчего искусственное кормление способно создавать онтогенетический прецедент, развивая у младенца так называемую «андроидную фиксацию» на объектах, так или иначе замещающих материнскую грудь. Однако невозможно ограничить «конфликт сироты» только декомпенсацией в области физиологии. Психофизическая единица, – к каковой, безусловно, относится и человек, всё чаще являет парадоксальные реакции на гомеостаз. Возьмите житейскую ситуацию, когда вроде бы «полна чаша добра – а в душе дыра» и т.д. История Фомы Гордеева из одноименной повести М. Горького, когда социальные идиосинкразии, как бы нарочито оттесняют конфликт сироты, каковой слепо ищет аниму своей безвременно погибшей матери, даже в образе «падшей женщины», терпя от этого и чадя, словно огарок в заведомо бездушном мире «капиталистического чистогана»].
И хотя интенциональность к разности задействованных в семантическом пространстве потенциалов весьма вариабельна, сиротство как комплекс, будет всегда плодотворнее в нравственном отношении. Так как кристальный образ мира доверенный сироте, не обнаруживает примеси «лесбийских прикрас», «голубого изуверства», «нарциссического самолюбования» и т.д. Притом полезно не забывать, что «ролевое сиротство» способно подпитывать политическую истерию идеологией реваншизма, отличаясь, непредумышленно, драконовым посевом ряда «андроидных мифов». Так к ним следует отнести: «золотой век», «потерянный рай», лубочные байки о «царе-батюшке», азиатский по способу производства коммунизм, техногенные фантазии на тему пришествия эры «робота-кормильца» и т.д.
[Неудивительно, отчего глубокая старость всегда ассоциируется с сиротством. Все родители давно умерли, и вот наступает момент, когда маломощное тело и разум должны сделать выбор, отсюда передать опеку над собой своим детям. Как образчик того – король Лир. Пошатнувшийся разумом государь, маразматик, толкающий своё царство к катастрофе из-за безотчетного желания познать «ролевую смерть», не утратив при этом живого присутствия. В конце концов, отвергнутый двумя дочерьми, он был взят под опеку Кентом и Корделией. Опять же совершилось символическое усыновление на фоне всеобщего безвластия!].
Связь с паттернами четвертой перинатальной матрицы сближает сиротство с лесбийским комплексом, поскольку «неприлизанный ребенок» символически отторгается от мамоны, когда создаёт дополнительно закамуфлированную тему катартического отреагирования, так называемые «сиротские слёзы», что может подтолкнуть пациента к маниакальному проявлению этого сентиментального комплекса, например, по обнаружению архетипического опыта сакральных жертвоприношений.
Очевидно, что первобытный конфликт сознания между универсумом и principium individuationis, ярко манифестируется в экзистенциальном прологе сироты. Не потому ли невротический опыт всегда повторно переживается, когда эго отмораживается от калорифера базисного Id. Например, с наступлением промежуточной эпохи ледникового периода, что сопоставимо с образом трансценденции положительного Mind. И поскольку глубоко гнездящееся в рассудке эго – символически отторгается матерью. То Id циркулирует только касательно Mundi, замыкая как змея кольцо вечности, что делает универсум имманентным к Mind. Подобная вивисекция не оставляет места для явлений обратного потока персональных регрессий, а иначе для инфантильной фиксации, по причине некоммутативности подчиняющих эго инстанций. Что, по-видимому, нисколько не устраняет резонансного возмущения для ставшего при окружном слиянии с Id двуполого Mundi. Тому впрочем, ни без четкого разграничения для формообразующих потенций коллективного разума, уплощенных feed-back по бинарной схеме: 1) Дух покровитель – шаман; 2) тотем – инициируемый; 3) вождь – соратник; 4) конь – богатырь; 5) город – мир и т.д. И так до ещё более утонченных культурных сублимаций, например, 6) паладин и прекрасная дама. Иными словами сирота ищет и всегда находит мать под двуполым символом универсума!
[Принимая это к сведению, поскольку данная поправка нисколько не противоречит архаическому мышлению. Так единичные, двоичные и множественные числа, спрягаясь между собой, не претендуют на автономную область значений каждого атомарного факта языковой данности. Сирота вместе с утратой фамилии как бы теряет исходную сингулярность упразднением nomen proprium. Затем, чтобы он приобрёл, быть может, куда объёмную фигурацию через предоставление ему взаём формы коллективного имени. Например, в нарицание: по национальной, расовой принадлежности и т.д. До того времени чтобы, инкорпорируясь, он окончательно обезличился, и что случается значительно реже, приобрёл родовой гений. Сопоставьте это с древнейшим обрядом нарочного сирочения собственных детей, например, при передаче им апотропеического имени. А также сравните это с теми обидными кличками, каковыми часто награждают новичка недоброжелательно настроенные к нему одноклассники].
Ролевое сиротство признаёт только эмоционально окрашенный эпизод тёплого участия к собственной персоне. И поскольку оно не привыкло ценить фабулу человеческих отношений, то потому обретает психологическое убежище в интимофобии. И, тем не менее, философия Николая Фёдорова, повесть «Джан» Андрея Платонова, «Моби Дик, или Белый кит» Германа Мелвилла, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Есть те яркие произведения, где тема метафизического сиротства универсально выступает над поверхностью человеческого существования, обретая, быть может, сокровенную мудрость, до того времени непостижимую под спудом наносного житейского опыта.
Аутоэротический конфликт нарцисса
В некотором смысле, нарциссизм сближается с аутизмом по интенсивности блокады собственной персоны от окружающей действительности. Но если аутоманом владеет магический страх Ионы, оправданный совершенно иным восприятием окружающих вещей и событий, например, через линзу обратной перспективы. То конфликтом нарцисса повелевает уже не оптика, а скорее некая культурная мифологема, поскольку его отторжение «нимфы» отменяет извращённую стратегию выживания как, например, у того же мужеложца, так как относится к сугубо рафинированным ценностям, нежели чем здесь поверхностно предполагается. За вынужденной избирательностью излагаемой здесь трактовки заслуживает прочтения такая нестандартная теория нарциссизма, каковая принадлежит по истине «роковой женщине в судьбе Фридриха Ницше», известному психоаналитику, Лу Андреас-Саломе. Я отнюдь не исключаю разночтения с оригинальной версией, а потому излагаю вкратце. Так изначально было установлено природой, что биологический организм, он объективно отождествляемый с сомой, сам по себе вне какого-либо устроения в тотальность [катексис], не способен достичь верха сексуального наслаждения. Отчего резонанс либидо с «виртуальным объектом собственной цельности», чем-то уподобляется случаям физиологического ущемления, когда напоминает неутолимый голод, жажду, и тем только продлевает «танталовы муки». И поскольку «половой эгоизм» находит себе моральное оправдание только в том, что образует паттерн с функцией размножения. То из этого следует, что такая половозрелая особь никогда не выходит за пределы инклюзий собственных гедонистических инстинктов к Id. А иначе вожделение пронизывает такое эго, как электричество, ничего, не оставляя тому взамен кроме потомства, часто враждебного по мере собственного взросления. Затем чтобы эго осуществило рефлексивную подмену, полагая себе компенсацию взамен той части «животного я», что было обмануто природой, когда было безвозмездно потеряно в генах. Возможно, по большему счету так и происходит для «трансцендентального Я» (Mind). Недаром, что нарцисс, лелея бархатное представление о себе, измышляет некую стереометрическую трансверсаль. [Фокальная точка пересечения неограниченного количества плоскостей]. Когда словно плёнкой наносит на поверхность узор всех отражающихся в нём фигурно вещей. Причем всё, что действительно движет поступками нарцисса, если то не относится к области, наитий, грёз, самообмана, как правило, сокрыто от критического взора. Одним словом, амальгама такого рефлексивного самообеспечения поглощает «подлинную модель мира». Отчего экран собственных присутствий [при шизофрении, это может быть, и рисома] никогда не покидает себялюбца. Когда все неизбежные помехи препятствующие «сеансу трансляции аутоэротического кода на интерактивное сознание», нарцисс воспринимает злокозненно. Но только лишь при условии недостаточности морального ресурса. [Например, прекраснодушия]. Определённо, что аутоэротические фиксации, в дальнейшем стойко дублируются на каких-то витках духовной эволюции. Это нередко запечатлевается и в образах мировой драматургии. [Этим семиотическим кодом может оказаться и отторжение домогательств Павсания, а также несколько жестокосердный отказ от почти сестринско-материнской привязанности Эхо. Так Сёрен Кьеркегор не менее нарциссичен накануне расторжения помолвки с Региной. Поскольку вся приведённая им аргументация при обосновании «одиночества гениев», целиком надуманна]. Отсюда следует, что проецирующийся вовне опыт половой фрустрации становится и тем возвратным объектом отождествления, где некоторым образом преодолевается первоначальное отчуждение эго, каковое подвизается вместе с силами пользующейся им безо всякой конвенции природы по немолчной принадлежности к биологическому виду. Замечу, что изъятие «альфа-эго» из области секса никогда не происходит без болевого шока. Так как Антэрос [божество безответной любви] прочно водворяется на сцене в результате этой отчасти жестокой вивисекции немыслимой без сублимативного совлечения, как минимум для двух конкурирующих инстинктов. [А иначе когда влюблённым предстоит совершить выбор между тем, чтобы любить самому или позволять другому любить себя от этого уже не испытывая большей любви к себе]. И хотя большинство нарциссов продолжают думать, что секс сокращает жизнь, раз тот запускает механизм преждевременного старения. Тем более, что опытный психоаналитик должен обратить внимание на то, отчего рефлективная потребность к физической консервации не отражает подлинных мотиваций нарцисса. Поскольку подсознательно нарцисс вовсе не желает вечно сохранить молодость, а куда более стремится к регрессии скрытых болевых очагов и фрустраций. Есть множество безобразных старух страдающих нарциссизмом, видимо созерцание прекрасного еще во времена пещерного общежития было сродни анальгетику, скорее счастлив был тот, кто вполне обладал этой экстракцией воображения, даже избрав для этого путь отшельника.
Недостижимость перфекта вовне себя, изменчивость, а часто и «предательская позиция окружающего мира»: порождает тот особый пласт интроверсий, что подталкивает нарцисса к единственно возможному предпочтению, таким образом, замыкая канал Id непосредственно на эго. Непреложно, что «изящное коринфское зеркальце» нарцисса, равно как и «устричная раковина» пораженного аутизмом пациента, это не только защитная реакция на конфликт со средой обитания, а также ещё и окольный способ отведения акведука от Id. Поскольку формулы «мир для меня» или напротив «я для мира», по сути ничего ещё не значат в искажённом восприятии нарциссов. Это, стало быть, фикции, когда инвариантно только выстраданное «милование в себе и для себя», что, в принципе не исключает дальнейшей социализации и эффективного синтеза с экстравертным мышлением.
[До некоторого размежевания традиций каннибализм также не считался отклонением. Чего говорить, когда педофилия в Индии, а также Юго-Восточной Азии выглядит и теперь вполне респектабельно. Причем если рассуждать последовательно, то мы вынуждены будем признать патологию для всех страдающих нарциссическим комплексом. Так Гитлер, Муссолини, и наконец, Владимир Маяковский – являлись, безусловно, нарциссически акцентуированными личностями. А ведь ни один из них не был своевременно диагностирован. Информация к размышлению о том, как нарциссизм, смыкаясь со старческой шизофренией способен, разрушать личность, толкая к нетипичному для зрелого возраста самоубийству. Если ж обратиться к параллелизмам испытанной временем литературы, то в качестве образчика мне приходит на ум трагедия скрипача из первой части «Неточки Незвановой» Ф.М. Достоевского. Гремучая смесь психопата с преобладанием нарцисса – и как итог двойное преступление, убийство жены и эшафот над собой!].
Так аутоэротический конфликт нарцисса обнаруживается не только по факту младенческого удовольствия от сосания пальца, а что более значимо предполагает афферентный дренаж с проекцией «альфа-эго» на макрокосмос. Что это значит, говоря популярным языком? А то, что эго, узурпируя вселенское око, словно хрусталик задаёт принцип индивидуации всем зримым вещам, включая сюда безликие архетипы сверхсознания, а иначе инстанции Id, Mind и т.д. Везде где трафарет anima или animus не отразился бы на зеркальной поверхности мироздания, отвратительный «призрак смерти» будет преследовать нарцисса явлением гротеска. [Пожалуй, «эстетическая расколотость» не зря отличается грубым пересечением «возвышенного» и «безобразного». Особенно здесь утруждается энтропия, поставляя контраст в натуральном виде. Например, инфанта и престарелая дуэнья, красавица и обезьянка и т.д. Не так однозначна роль сексуальности и в экспозиции канонического тела. Взять те же художественные полотна времён королевы Изабеллы. Понятно, что игра теней за ретушью и отвратительные карлики прозрачно намекают нам о тёплых, похотливых наклонностях клиента, чего никак нельзя упустить, следуя марьяжному назначению средневековой живописи].
Не оттого ли это что неуничтожимая математическим гением «модель Евклида» сквозит анцестральной враждебностью к случаям увеличения энтропии по причине регулярной замкнутости физических систем. Отсюда на поверхность сознания извлекается комплекс ложного превосходства, искусственная иератика, стандартизация социальных ценностей, а точнее, редукция подлинных перспектив внутреннего роста и т.д. Не напрасным покажется сценарий, почему нарциссизм фрактально проникает также и в геополитику, объясняя своё вторжение поддержанием инфрасоциального эталона. [Исторически, весьма кстати подойдут завещанные сословным обществом, прусские и британские геополитические мифологемы, исцеляющие цивилизацию от коммунистической заразы. Откуда берётся мода кроить карту, притом никогда не выходя из кабинета? Нет никакого сомнения в том, что за «ультраправой фразеологией» активного мужеложства, тут транслируются «левацкие образы» социального самомилования].
Обнаруживая субстанциональный подлог в интуиции нарцисса, нетрудно не догадаться, что «мир в себе» вообще никому не бывает доступен. Здесь мне приходит на ум роман Кобо Абэ о человеке, потерявшем лицо в результате химического ожога. Герой создаёт маску, мало, чем отличную от лиц обычных людей. Все, более вживаясь в маску, он обнаруживает тот факт, что оказывается все люди, живут под маской, когда только это и заботит их. А иначе они просто теряют способность приспосабливаться к существующим обстоятельствам, когда от этого неумения уживаться с собой под маской, они ломаются под прессом мировой воли.
(Какие сложные шахматные ходы были произведены воображением писателя, чтобы наконец-то удостовериться в элиминации энтропии?).
Так сублимации нарциссической психологии проникают в философию и религию, намного чаще, чем нам это на первый взгляд покажется. Неисчерпаемая надежда личного бессмертия, доступная нам в «символах веры», картезианский бунт против primum mobile, а также «западная синергетика» как некая идеологическая платформа «открытого информационного общества». Не зря же всё это продолжает конфронтацию с опытом Гераклитова мироощущения? И поскольку энтропия, становление и необратимость – есть те законы, что прямо и исподволь отрицаются нарциссом. То, жизнь извлекает на поверхность сознания совершенно невообразимые химеры. Так мне претит до тошноты повальное стремление фиксировать на видеокамеру эпизоды замечательно пустой жизни, когда ещё первобытный дикарь вожделел к чистоте собственного идола. И если «ювенальная фиксация» на портрете Дориана Грея воспринимается вдумчивым читателем ни без доли артистической брезгливости, то тем чаще толпы людей исповедуют эготизм под ножом очередного пластического хирурга, испытывая чувство заново обретённой красоты, как и когда-то античные греки. Не они ли продолжали совершать нравственное насилие над идеалом kallocagatia, мечтая заиметь преданных юношей с сердцами старцев и старцев с пылкими сердцами юношей?
[Баба-Яга в пьесе Евгения Шварца никогда не устанет казаться красивой, доброй, жизнерадостной, молодой: позируя перед магическим зеркалом. Эта нарциссическая установка расторжимого с реальностью образа, допускает факт «обратимости вещей», невзирая на радикальные изменения природы, каковые должны побуждать к эволюции нравственное начало. Но чего нельзя будет ни от кого утаить, так это то, что некоторые люди «дурно пахнут». А поскольку стойкая ассоциативная связь запахов и визуальных образов формирует мнемоническую модель мозга, то где-то здесь локализируется никакими средствами неразрешимая для Фихте проблема зеркальной двойственности «Я-НЕЯ» и «НЕЯ-Я». Отсюда я допускаю, что нарциссизм, образует паттерн с шизофренией, когда восходит к доисторическому периоду развития человечества. Попытаюсь объяснить это прохождением первобытного общества через тотемизм. В каждом человеке живёт зверь, но не во всяком звере способен поселиться человек. Какой это зверь: тигр, мамонт или волк? А если примат? То тогда кругозор этологии сужается, а так как подвержены шизофрении только мы и наши ближайшие сородичи шимпанзе, то этим мы как бы нарушаем код сознания, упраздняя социальный мир парадоксом тождества. (Какой мир ещё может быть у обезьяны?). Оттоле и замыкается на себе культурная мифологема, умыкая по частичке от характера всех зверей, человек не должен проговариваться о себе, иначе излишнее его прямодушие со сфинксом разбудит могущественную тень из Аида и он устремится к своей погибели!].
«Будда везде и нигде. В напевах камыша и трелях цикады; в отражении месяца на глади полночного озера и в кваканье лягушек; в ржании необъезженной кобылицы и горделивом запрокидывании головы ретивым жеребцом; в безмолвном полёте орла и в стремительном падении сокола; в улыбке румяной девушки и в благодушном кивке премудрого старца».
Я привёл этот отрывок, чтобы позволить нещечку лишний раз заглянуть в себя. Ибо истина гораздо выше средств и прихотей рефлексивного ума, поскольку она никогда не проходит мимо опытов зрелого созерцания.
Социальный конфликт деспота
Эгоцентризм деспота и нарцисса имеет различный вектор репрессивности. Если деспот, развивая инвиктимную мотивацию, сознательно подавляет чужую волю. То нарцисс просто игнорирует негативный опыт рефлексивного обеспечения, тем самым резервируя себе право на ничем не обоснованную самооценку. Так если рефлексивная самодостаточность нарцисса очевидна в своём снятом виде, например, в качестве платформы жизнеобеспечения всей Западной цивилизации. То напротив отправной конфликт отражает скорее приобретённое гекатомбой свойство инвиктимной особи, при обычно безликом сообщении об универсальной ценности первоначально предметных умозрений иллативного риска. Иначе сказать, если нарцисс неколебимо уверен, что corpus Dei и есть то непостижимое чудо природы, сконструированное вопреки всякому иному «наваждению дьявольскому». То уверенность деспота в собственной непогрешимости покоится совсем на иных основаниях, никак не допуская мысль о том, что в аполлоническом созерцании, есть нечто такое чего не дано упразднить энтропии.
Так преуспевающему технократу чуждо осознание того, «что» он делает. Когда гораздо важнее то: «как» он это делает и «чем быстрее» он это сделает. Парадоксально, но именно эта вторичная мотивация и лежит в основе технического прогресса. Напротив, деспот перманентно оглашает элементарный смысл. Поскольку иллативный риск заключается в том, что существо твоей деятельности, превращает в предмет и тебя. Тем, коверкая первоначальный образ творения, а также отнимая некоторое количество энергии и массу упущенных возможностей для полноценного роста. Потому в дискурсивном опыте деспота может фигурировать и такая истина:
«Не так важно кем ты был до своего преображения. Имеет значение только, то кем ты стал, когда ценой огромных жертв и преодолений превозмог собственную убыль».
Вероятно так, а может быть несколько иным отличным образом, рассуждает каждый деспот о своей заведомо ущемлённой природе свободной от любования. Что напоминает мне «зарезанный сон» из монологов Макбета, когда нет уже на земле целебного уголка, чтобы там предаться забвению, оставляя навсегда ужас злодеяния. Ощутимо, что за отсутствием этого «островка релаксации», нечто такое опять принуждает деспота предпринимать шахматным порядком, выстроенные ходы, снова и снова фиксируя необратимость однажды совершенного им внутреннего преображения.
Изменяя этот мир через насилие, мы поневоле меняемся вместе с ним, так как приспосабливаемся к образу изменяемого нами мира. Конфликт возрастающей энтропии с носителем не зарубцовывающегося источника «декомпенсаторного сознания», а отсюда и со смещенным центром алертности, блуждающим где-то помимо безотчетных страхов, среди мощных включений катарсиса, что будет применимо и к гипнабельному состоянию психики, когда наиболее концентрировано в образах мытарств по лабиринтам сновидений. Так отнюдь не стохастичным покажется нам, тот эвентуальный пласт пересечения всех фатальных обстоятельств, благодаря которому онтогенетический опыт деспота станет содержать ущербность ранней социальной идентификации или морально-психическую травму от столкновения «нуклидного эго» с контрастными лакунами негативного информационного поля. А это также значит, что конфронтация с издержками собственной жизнедеятельности и роста выделяет деспота, почти, что на клеточном уровне. Так фиксация базовых инстинктов на затяжном опыте второй перинатальной матрицы, порождает стратегию паразита, когда развивающийся эмбрион уже не мыслит своего существования вне материнского организма. Причем Mundi будет сложно сравнивать с «вселенской утробой». Поскольку наш мир слишком театрален, чтобы вращаться вокруг одного закоснелого сценического образа. И всё-таки я хочу обратить ваше внимание на то, что это и возможно единственный конфликт, где Id практически исчезает к развязке, не забыв протрубить через герольда о своём исчезновении, так как обычно на его место потом водворяется синкретическое по многозначности альтер-эго. Причем «сквозное действие» неутомимо движется к занавесу по мере дальнейшей трансгрессии Mind к монументальным зодчествам или кенотафам величия за манифестацией эры космического бессилия. И тогда окрылённые мечтой сердца готовы ликовать, что им дано было пережить это отвратительное иго. Похоже, что тяжесть неба уже не давит на них со всей стремительностью. Когда единственное, что продолжает поражать их так это то, что интенсивность восторженного чувства от вновь завоёванной свободы всегда зависела от их природной выдержки к асфиксии.
[Так в контексте возможной интеграции сознания и подсознания, под символом «нуклидного эго», я представляю вообще всякое изменяющееся вместе с субъектом ядро мотиваций, а точнее их континуум от начала и до завершения в реальном времени. Жизненные программы, их коррекция, самооценка личности по мере роста и самоутверждения, так или иначе, манифестируются этим понятием на поверхность социального опыта. Отчего не исключается фантом двоякого восприятия, то есть тератогенез, барокко, гротеск и т.д. А поскольку «альфа-эго, воссоздаёт этот мир через лекало совершенной формы» то, следовательно, упраздняется и энтропия рефлексивным обеспечением соразмерной к эталону проекции. Чего о «нуклидном эго» сказать невозможно, поскольку оно подражает природе, ищет в ней символ своего роста].
Вероятно, что череда состояний: 1) бодрствования; 2) засыпания; 3) процесса сна, состоящего из смены фаз сновидений; 4) пробуждения. Обнаружит симметрию как внутри, так и вовне через какие-то связи отделов верхнего и нижнего мозга, а также через их церебральную функцию. Например, сомнамбулизм, как инерция истерических переживаний при наглядной интерференции двух векторных фаз бодрствования и сна. Оттого мне понятно, что процесс интеграции «декомпенсаторного сознания» с когерентными потоками «парадоксального сна» не может не производить блуждания центра алертности к Mind. Когда «глубокий сон» сновидца всегда относится к Id нейтрально. [Деспот натурален, так как отличием от мужеложца или нарцисса, ничего не возражает против смерти, поскольку он воспринимает физическую кончину как избавление от страданий, а иначе и бремени долговых обязательств к Mind]. Пока что мне не удаётся до конца определить этот механизм? По-видимому, человеческая совесть, фундирует «парадокс сознания», когда её нарушение приводит к необратимым психофизиологическим сдвигам. Касаясь мощных включений катарсиса, то здесь деспоты чаще всего являют совершенно немотивированную сентиментальность, когда проливают так называемые «крокодиловы слёзы», что примерно, объясняется сближением этого паттерна с конфликтом сироты.
[Как правило, мозг в стрессовом состоянии перестаёт генерировать хроматические сны. Когда избыток «цветных сновидений» характерен более для шизофреников, что опять же отсылает нас к конфликту нарцисса. Вероятно, пароксизм предшествующий «синкопам сознания» приводит к восприятию контрастных образов тревоги, что в свою очередь индуцируется и социально-информационным полем. Отсюда появляются лакуны исторической памяти, как интерсубъективные символы некогда пережитого наяву «смутного времени». Причем сигналами психоалертного восприятия могут послужить тёмные и белые энергетические пятна (Асуры и Дэйвы)].
[Помимо обнаружения «закупорки сознания», деспот укрепляется в мысли, что он является «последним из человеков в среде недочеловеков и полулюдей». Отнять это убеждение, значит, не прочувствовать до конца внутренний монолог деспота, так как «омега-эго» неумолимо пробиваясь на вершину айсберга, подчиняет себе социальное мышление порождением нравственного императива. Неотделимо от деспота будет также стремление отправить «бутылку с посланием» в океаническое вместилище Id для всех грядущих поколений, будь то пирамиды или иные титанические усыпальницы, например, «китайская стена». Что есть по существу закамуфлированный сигнал бедствия, рудимент «нарциссической инсулы», а иногда и оборонительная политика по отношению к наступательным, а куда чаще карательным действиям Неба (Mind)].
Ясно, что возня вокруг раздутого комплекса неполноценности способна обнаружить только несовместимость изначально амбивалентных устремлений деспота, а отнюдь не приговор энтропии. Никто также не станет отрицать, что априори всякий деспот страдает от комплекса неполноценности, когда в реальной жизни тот способен достичь ошеломительных результатов, притом остро нуждаясь, как никто бы то ни было в ключевом признании социального респондента. Когда символ «отреагирования» всегда станет преследовать деспота за каким-нибудь исключительным фигурантом «вытесненного опыта». Производимый от того дискомфорт, вероятно, разыграет на партитуре симфонию подчинённых Mind совлечений, часто завершаясь многозначной метафорой всего пройденного жизнью пути. Например, легендой о «тысяче осеней» или тому подобной конфабуляцией, обычно профессионально состряпанной придворными поэтами или прирученными для того летописцами.
[Так китайцы до сих пор называют эпоху правления Чингисхана. Ясно, что предыстория восхождения деспота часто вызывала недоумение у хронистов своей мнимой документальностью. Оттого ли это, что завещанная предками хронология восставала, когда монгол как огненный демон вырастал из небытия. (Карстовый лакунагенез социальной памяти возникающий от обнаружения «трансгрессии Mind»). А так как никакой тиран не способен воочию не столкнуться со своим «альтер-эго», как непременным фигурантом совести. То фальсификация истории породила те замечательные островки Id, откуда потом зародилась совершенно неповторимая по мозаичности новелла. (Например, многозначный образ даоского мудреца Чань-Чуня)].
И ещё, сложно представить деспота вне фигурации их «духовных наставников», подобного рода мюридизм отнюдь не исключает монументального воспроизведения персональной фабулы. Похоже, что симбиоз омега-эго и альтер-эго, по немолчному закону содержит в себе полноту постижимого только деятелем и созерцателем времени. Так Карл Великий и Алкуин; Тамерлан и Сеид Барака; Чингисхан и Ели-Чу-Цай: станут олицетворять одно целое по итогам разрешения поставленной перед ними трансцендентальной задачи. (Случай трансгрессии Mind).
Прагматический конфликт лесбиянки
Декорированная знаковой культурой иллюзия умиротворенности и завуалированный тергоров инстинкт всегда выдаст лесбиянку с головой. [Тергоров инстинкт – инстинкт свойственный почти всем охотникам. Например, игра кошки с мышкою, возня щенка с потёртою тапочкой до бешеного желания «порвать», потому что ноги человека имеют схожий запах с месячными суки. Как культурная параллель: Ахиллес, каковой посмел надругаться над телом своего врага Гектора; Фульвия, именно она колола булавкой язык обезглавленного Цицерона. Особенно обратите внимание на тех людей, кто после размолвки рвёт фотографии своих возлюбленных. У лесбиянки этот акт субституциируется тем, что она как бы символически стремится «оттрахать» свою жертву воображаемым фаллосом, не имея того в наличии по какой-то милости природы]. Потому что настоящий мужчина, если тот не мальчик, будь он даже активный гомосексуалист, всегда ритуально спокоен, занимаясь привычным занятием: оттачиванием ли копья, погоней за бизоном, починкой рыболовных снастей. Чего нельзя сказать о лесбиянке, как бы струящейся под альтернативной фазой напряжения. Что случается с ней только тогда, когда ей предстоит извлечь до того момента спрятанный магический инструмент, точно осе своё смертоносное жало. Не потому ли гиперактивность лесбиянки превосходит все стереотипные стратегии, выстроенные фортификационным гением второй половины человечества, что она имеет одну природу с хтоническим Id? Так мне иногда кажется, что пресловутая «альфа-самка» стоит у истоков образования государственности куда более, нежели чем все патриархальные и фратриальные сообщества вместе взятые. И хотя революционные наклонности имеют свойства объединяться с лесбийским комплексом, изначальная близость института матерей к взращиваемому потомству порождает аберрации вполне конструктивного содержания.
[Подчеркнуто революционные наклонности лесбиянки объясняются анатомически, так как допустимая всеми социальными устоями пауза между анальной фиксацией садомазохистского совлечения и компенсаторным «генитальным включением» клиторальных зон, наиболее сокращена, чем, например, у того мужеложца. И мало того здесь образуются вполне заметные спайки, до сих пор ещё четко не выясненные клиническим психоанализом, возможно, из-за малосущественного акцента исследователей на «комплексе Электры»].
Очевидно, на каком-то срезе магического мышления, недурно объяснённого структуралистами, всё довольно четко транслируется, так как натуральное обладание фаллосом подразумевает совсем иной референт сообщения, нежели чем та власть над ним, каковая переходит от одного лица к другому лицу по трансдукции. Например, при контакте различных сущностей до партиципации их акцидентальных свойств. Либо же при сообщении от высшей инстанции к низшему звену через своего медиума, как первоначально это происходило с монархией никак немыслимой без напутствий первосвященника. Таким образом, мы скоро приближаемся к подоплёке «фетишизированного фаллоса» или к понятию его симулякра, чего никак не уследить за искаженной коммуникацией, поскольку инструмент предельно точно копируется и мало того, заметно обогащается инструкциями. [Симулякр – по определению постмодернистской философии, есть подмена знаком истинной ценности при дальнейшем погружении всякого рефлектирующего субъекта «в ничто». Как продолжение спонтанной темы, тот же фаллический символ скипетра и державы].
[Здесь, нам не мешало бы обратиться к трудам американской прагматической философии. Понятно, что инструмент, обретая фиксированное его прикладной ролью назначение, не имеет ровно никакого собственного значения, кроме той социальной ценности потраченного на него труда и материи. Чего станет мало, касаясь символизма фаллоса. Метафизика издревле оценила сакральные достоинства данного воспроизводящего органа. Так ещё гностицизм полагал, что вещественный мир был сотворён по мановению перста, а никак не вылез из одного «неважного места». Неслучайно и то, что Афродита, чья символика очевидна, по представлению крито-минойских народов появилась из морской пены, каковая перед тем подверглась пахтанию «детородным органом» Урана, после того как уд был отделен от тела его мятежным сыном Кроносом].
(Такое может случиться только в фантасмагориях Франца Кафки. Куда спрашивается, подевался этот член когда, не имея живого понятия о нём, мы уже наперёд знаем, как им пользоваться?).
Aquila non captat muscas. Не от того ли корреспондент корректно умалчивает про субъект, что тот непростительно забывается за цейтнотом, так как исходная семиотика постепенно замещается вторичной знаковой системой, а иначе её имитацией. Тогда-то и фабрикуется суррогат с последующей его коммуникативной подменой, а иначе косметикой, рекламой, обязательным апгрейдом и т.д. И вот получатель «маршальского жезла» задирает нос от одной мысли, что теперь он из прыща превращается в недосягаемую личность, только из права обладания магическим инструментом. [Отсюда несложно выделить декомпенсаторный вектор как у деспота, с той лишь разницей, что с субъектом ничего не происходит, поскольку он не эволюционирует по линии мотиваций, так как нет вторжения Mind]. А если так, то скоро мы обнаруживаем носителя лесбийской подоплёки независимо от его половой принадлежности, идентификации. Я не оговариваюсь, так как никто не возьмётся отрицать тот факт, что в большую политику пролезают мириады «всемогущих евнухов», совершенно стерильных во взаимодействии с всемирной историей. То есть явно не по мужскому признаку, как нам сначала может показаться, а по мимикрии, например через фетиш универсальной власти денег, славы, знания и т.д. [Так «псевдогамета», подразумевает политический альянс «тэта-самцов» с «альфа-самкой». Это отнюдь не эфемерный союз, так как он перекликается с укладом существования социальных насекомых, муравьёв, термитов, пчел и т.д. Кроме того имеются сообщества млекопитающих, где по каким-то причинам доминируют самки, те же гиены, контролируют сегрегацию самцов, например во время течки, никогда не образовывая спайки, что уже закладывает тенденцию к унии секса]. И вот тогда фигура, замещаемая в религиозном сознании верховным понтификом, окажется ничем иным как лесбийской косметикой, симулякром. Это непросто объяснить, так как церемония ухаживания за божеством узурпирует некоторые функции совсем иного рода и смысла. [Тут следует сообщить читателю о древнейшем малоазийском культе Кибелы. Этот теперь полузабытый пантеон некогда оказал огромное влияние на католичество, каковое частью узурпировало функции материнского божества, заменив матрону фигурой понтифика. Вы только проникнитесь идиоматикой «улыбки авгуров»? Забавно, что манипуляции с «воображаемым членом» только смешат того, кто давно отвык от обращения с этим орудием, когда поневоле он вынужден довольствоваться подменой состоящей из ритуальных и культурных сублимаций. Так амбивалентный образ смеха и печали – вызывает только улыбку на лице авгура!].
Кроме отмеченного уже чувства превосходства от обладания фетишем, лесбийский комплекс, отчасти несёт ещё и вторичный срез информации через символическое облизывание новоявленного потомства. Так через этот жест как бы устанавливается послеродовая связь с выкармливаемым питомцем, выделяется «гормон доверия». Не одно млекопитающее не станет облизывать новорожденного, если потом откажется заботиться о нём. То есть всегда будет поддерживаться некий алгоритм послеродовой селекции вида: рождение – облизывание – выкармливание питомца. Этот немаловажный прецедент, вероятно, создаст и социально-культурный подтекст в основе демаркации лесбийского феномена. Тогда путём естественной аналогии несложно будет прийти к выводу, что социальный модератор каким-то образом воспроизведёт «эффект эстрогена», в двусмысленной ситуации, когда невозможно станет доминировать без освоения практики вербальных игр. А это значит, что нельзя недооценивать, часто ведущую роль этого могущественного комплекса.
[Кому-то и невдомёк, что у Льва Толстого в запасе имелся один персонаж, который раздражал критиков его творчества до умопомрачения. Это конечно Левин. Но почему-то именно на него нисходит благодать в финале романа, отчего этот как бы герой, морально торжествует над Анной Карениной. Разгадка метаний «средней руки помещика» поставила в одно время в тупик и меня. Что в нём было такого, чтобы с ним пребывала правда и бог? Или какой-то лучезарный нимб витал над этим праведником, отнимая светлые надежды у лихих злодеев? Ну, помыкался вначале бобылём, потом с грехом пополам устроил свои марьяжные дела, занялся всерьёз хозяйством, породил первенца…. И что с того? Неужели эта житейская суета является гарантией от вторжения мировых бурь? Если нет сильных страстей, опасна ли тогда будет погибель? Не знаю к лести ли к хуле, но Толстой, как писатель, оказался до безобразия скуп на знаки, он не оставил почти никаких улик на своего любимого питомца. Кроме разве коё-каких партийных и мировоззренческих антипатий Левина. И всё на том. Когда того и впроголодь станет мало! Может быть, Толстой сделал так с умыслом, чтобы неприятели его «евангельской доктрины» даром клацали зубами, а объект их нелицеприятия всё равно оказывался бы за пределами их досягаемости. Вот он ключевой тергоров инстинкт! А это значит, что Левин является носителем признаков лесбийской конфликтности. Когда и сам он есть фигура коммуникативной подмены, аграрий-демократ и «тэта-самец» в унии с матриархальным символом «земли Русской», то есть без конструкта «Великороссии». Левин трансформер, так как он совершает рецепцию положительного Id, с последующей трансценденцией отрицательного Mind. Когда для конфликта мужеложца всё устроилось бы с точностью да наоборот!].
Кому-то ещё предстоит историко-культурное исследование на тему того как «лесбийский комплекс», тонко огибая репродуктивные каналы, запускает практику вербальных игр, когда переплетается с фаворитизмом, институтом вечевой демократии и парламентом. Неоспоримо, но факт то, что «альфа-самки» предъявляют собственные доминанты, нежели чем рекреативно ущемлённые «бета» и «гамма» типы. Взять хотя бы ритуальный обиход помыкать «потенциальным отцом» за час перед случкой, как бы испытывая этим его терпение. А то и манеру брать верх, над инфантильными вожаками, тем превышая допустимую меру одностороннего господства над произведённым потомством. Как веские причины того, принятые к рассмотрению у вида homo sapiens: укороченный интервал овуляции по сравнению с сезонным спариванием, значительная смертность среди самцов от хищников, факт удлинённой по сравнению со всеми другими млекопитающими лактации, чрезмерно растянутая во времени социальная педагогика детёнышей. Причем невозможно точно установить, миновав биосоциальный подтекст, почему господствующие самцы частично сдают свои позиции на откуп чрезмерно политичным самкам. [Неужели «естественный отбор» не подчиняется никакому здравому суждению, а есть только развёрнутая Дарвином гипотеза?]. По меньшей мере, как мне представляется, доминирующие самцы часто передают стресс потомству, а это, как известно, подтачивает жизненные силы. Кроме того, окрашенная одним генетическим маркером позиция «альфа-самца» всегда идёт в разрез с полихроматической стратегией заключения с ним унии секса.
Непарный конфликт супергероя
Как бы это не прозвучало, но мифологема есть то, что меньше всего определяет поведение супергероя, возможно оттого, что вытесняется на поверхность сознания куда более нуклидным комплексом. Так борьба добра со злом, справедливость, великодушие и т.д. Являются теми приобретениями, чем скорее камуфлируется супергерой от действительности, когда магистральный конфликт очевиден, почти каждому средневозрастному арбитру. Не напрасно, что мифология сохранила хитроумную обмолвку, прежде чем породить у нас восторг перед тремя наиглавнейшими героями античного мира. А так как идея для средиземноморского грека все равно, что трирема, устремлённая на всех веслах в свою секретную гавань, то Ахилл, Геракл и Тесей, всегда относились к тому типу мужчин, которых отвергали добропорядочные женщины, с одной немаловажной оговоркой для их яркой жизнедеятельности.
[Так станет упрощением считать, что супергероев выделяет обострённый комплекс неполноценности перед размером своего детородного органа. И хотя данная оговорка часто имеет смысл, когда версия в целом страдает от недостатка, так как обнаруживает лесбийскую подоплёку у того, кто орудует этой оценкой. Зависть к пенису, как правило, выдаёт не супергероя, а лесбиянку].
По всем законам развития сюжета, а точнее по какому-то архаическому наитию у таких многотрудных героев просто обязан был состояться гимен. Если не в увековеченном рапсодами варианте их жизнеописания то, где-то там, за областью неизведанного нам опыта. Опять же не в их самоотверженной бытности, а где-то ближе к досязанию миражей грядущего. Так для Геракла «утехой от ратных свершений» должна была стать богиня юности, обитающая не где-то, а на заоблачном Олимпе. Для Ахиллеса, боги приготовили отвергнутую Ясоном Медею, обещая тому в жены по достижении им Элизиума, почему-то пересказчиков не беспокоил тот факт, отчего герою она годилась в прабабки. Когда Тесею предназначалась прекрасная Елена, нареченная героя, утерянная им однажды в стычке с её братьями, что позднее видимо, вошло для неё в привычку. (Неважно, что каждый из них был, не единожды женат, кроме того, Геракл любил ещё и мальчиков, а Ахиллес наперсника Патрокла).
По здравой аксиологии античного гражданина, бравый вояка и чемпион преуспевающий в обществе без равной тому половины, это ещё не idiot, а того важнее и не государственный муж. [Классический образец античного гимена: Перикл и Аспазия, как яркий исторический прецедент гармонии мужского и женского начал в их гражданском симбиозе; а также старцы Филемон и Бавкида, но несколько в ином идиллическом ключе]. Отсюда проистекает и социальная неполноценность супергероя, отчего его великолепные подвиги аннулируются этим немалым дефектом. Так собрав мозаику воедино, четко вырисовывается тот факт что: конфликт супергероя, порождается половой некомплиментарностью, когда «очаг сексуального угнетения» разряжается посредством семиотического канала, настроенного на мощный выброс физической энергии в виде символического акта растраты семени. Что будет исходно опыту интенсивного подросткового онанирования с последующей возрастной подменой базовых мотиваций до совершения никому ненужных подвигов, авантюр, сверхличных рекордов и т.д. Так символ гарпии [или парафраз хищных рефлексий и увядающей силы воображения] не напрасно витает над супергероем, поскольку он часто отсылает нас к предыстории, касательно «пубертатного патлача», при очевидной гиперфаллической фиксации от бессознательного включения паттернов третьей перинатальной матрицы. [Опять же повторяющийся в мифологии мотив «горячего рождения младенца из лавы и камня»].
Чтобы как-то нейтрализовать непарный конфликт супергероя, я бы посоветовал подросткам мастурбировать только с «нерабочей руки». Тогда центры мозга ответственные за визуализацию не станут доминировать во время разрядки, отсюда значительно понизится «ощущение пустоты» после эякуляции, не пострадает самочувствие и фокус зрения. Не этим ли «внехудожественным методом» следует нам интеллектуально вооружиться, прежде стремлений интерпретировать не укладывающиеся в голове поступки того или иного деятеля. И право, какому нормальному мужику придёт в голову мысль ломать о шлем копья, чистить Авгиевы конюшни и, наконец, ублажать сорок дочерей царя Феспия. Если тот давно притёрся к своей строптивой половинке, мечтая о милом его сердцу душевном покое, нежели чем о славе и прочем вздоре.
[Конечно, вы можете упрекнуть автора в проповеди философского цинизма. И ваши обвинения будут не лишены нравственно-культурной опоры. Героон, как и фигура матроны – это культы античного общества. Так первоначально герой относился к материнским божествам. Даже происхождению собственного имени он обязан верховной богине Гере, супруге Зевса. Герой помогал роженице, разрешится от бремени. А иногда и зачать ребёнка в случае бесплодия. Следовательно, этот глубоко освященный древним ритуалом крипт, восходит к архетипу «дважды рожденного». Что в настоящее время конвергентно такому матричному понятию как палингенез. К сведению читателя, последнее может включать: 1) реструктуризацию вулканической породы; 2) эволюционный этап развития эмбриона; 3) генетическую репликацию; 4) виталистическую ремиссию; 5) возврат к архаическим формам общественной жизни и т.д. И всё-таки я бы хотел обратить ваше внимание на то, что автор приблизительно различает героя от супергероя. Герой или пассионарий, как вам угодно, второе также не лишено смысла после исторических исследований Льва Гумилёва – имеет, как правило, сверхличную мотивацию. А это значит, что он вполне не принадлежит себе, потому и не заживается долго. Когда конфликт супергероя рассматривается здесь под особым углом зрения, как это объясняется из парадигмы микропсихоанализа].
Конфликт самоубийцы
Свобода всегда привлекает нас тем, что её, возможно, иллюзорно достичь, призывая в свидетели, могущественную силу воображения, а то и стойко пережить вместе со своей эпохою, например во время революции, никогда достаточно не обладая ею вполне. Самоубийца напротив свободен от человечества в своём «моральном вакууме», а потому и одиозен практически всем благоденствующим на земле конфессиям. Тем любопытно, что религия часто культивирует виктимность переходящую в агрессивные формы самопожертвования. [Например, ассасины на Ближнем Востоке, а ещё камикадзе из Японских островов]. А если говорить о том прозрачно, то суицид, никогда не исключался традиционным обществом из обихода, возможно, ни как посыл отнять у себя жизнь, а скорее как некая эмерджентная тактика. Негласно, каста военных всегда пользовалась этой прерогативой, например, чтобы избежать позора, плена или бесчестия. Нисколько не считаясь с моральными запретами господствующей религии, тимократия обращалась к этому запасному средству, рискуя метафизическим спасением, только ради восстановления своей прежней чести. Не подлежит обсуждению и тот всем очевидный факт, что «чистый тип самоубийц» вообще встречается очень редко, так как обязательно вкрадываются какие-то роковые обстоятельства на момент совершения преступления против предвечной души и бренного тела. Кроме того, вредная эстетика satietas uitae, часто искажает подлинные мотивы самоубийц, выпячено извращенным отношением к «биоэтике». [На этот раз, чистому рецидиву препятствует тема «пресыщения и пустоты», каковая отсылает нас к конфликту мужеложца. Не потому ли что «жизнь – мачеха вожделений» изначально пятнается инцестом с бессмысленностью существования на этой земле. Отнюдь непреднамеренным покажется нам и то совпадение, отчего отцы «римского клуба самоубийц». А это, император Нерон, писатель Петроний Арбитр и, видимо, философ Сенека. Были прозрачными мужеложцами, во всяком случае, отталкиваясь от их первого сексуального опыта]. И всё-таки в произвольном ключе невозможно не упомянуть «гиперборейский обряд»: опять же отсылающий нас к этической санкции традиционного общества. [По легенде гипербореи, достигнув преклонного возраста, завершали свою жизнь самоубийством. Выбирая, таким образом, между заботами (житейский рецидив) и маразмом (надситуативный страх) – «блаженную и счастливую смерть!»].
Чем является тогда самоубийство, если не магистральным конфликтом, подсаживающим на зеро часто ещё незрелые фрустрации невротика? Как утверждает психиатр Сильвио Фанти, самоубийство, возможно, охарактеризовать, как «феномен обостренной конфронтации между стремлением предотвратить воображаемый рецидив, опираясь для того на подсознательное преодоление фобий смерти». [1]. Эта знаковая цитата, взятая к развенчанию всей прежней, и как следует принятой априори аргументации. То есть благодаря этому уточнению нельзя уже будет утаить, что псевдоподии архетипов танатоса никак не проливают свет на экзистенциальную подоплёку суицидальной миссии, когда она только выдвигается на поверхность феноменального сознания, отсюда зияя между «тотальным ничто рецидивного существования» и что куда важнее «микроскопическими страхами индивида».
[Взять хотя бы «карнавальное шествие смерти» у Бахтина, каковое образует четкий паттерн с групповым или что будет точнее с внесословным сексом. То есть ничего общего с персональной имагинацией невротика. Совсем иное дело «маска смерти», под возбуждающий ударный ритм, она только распаляет похоть до верхов рецептивного раздражения, безусловно, анального сладострастия].
Немного о гигиене жилого пространства. Определённо, что некоторые рекомендации Фэн-шуй математически обоснованы. Так уравнения Нётер доказывают, что любая вертикальная линия заряжает пространство энергией. Напротив того угол куба, обычно облюбленный пауками, гасит энергетические потоки, сводит их к нулю. Касаемо «семантического пространства» самоубийцы то, это формирует эмерджентную модель наглядно вертикальных мотиваций эфемерно актуальных в фокусе сознания как бы загнанного в угол существа.
Но только ли обнаружением «патовой истерики» удастся интерпретировать неповторимые по ухищрению суазории господина Кириллова из романа «Бесы» Фёдора Достоевского? Так признание «своеволия» менее всего приближают нас к разгадке тех заповеданных областей человеческой психики, где следовало бы умолчать, отсюда применив подстрочник. Суицид – как «жесткий маргинальный акт» и даже «симптом отчаянного преодоления установок смерти», ни в коем случае не отменяет остроту парадоксальной восприимчивости при наличии потенциала «воли к жизни», оставаясь «вещью в себе», нашим домыслом, так как нет никакого реального обоснования для этой сложной мотивации.
(Когда внутренняя достоверность всё-таки имеется!).
[В этом контексте, хорошо анимируется до мелочей выверенный сюжет Льва Толстого «Поликушка». Напомню, речь идёт о конфликте затюканного мужичка, что возник от смертельного страха перемены своей участи на солдатчину. Поверхностным катализатором коагуляции фобий явился ужас обнаружения пропажи доверенных барыней денег, со сценарием воображаемого рецидива (рекрутский набор). И как итог удавка!].
Опять же возвращаясь к женской теме «правдивого русского писателя». Мне, например, предельно ясно, почему Поликушка покончил с собой. Когда не существует эмерджентной модели, по которой Анна Каренина бросилась бы под поезд? Объясняя себе это, я даже попытался заново реконструировать голые как пистолет схемы неокантианцев. Так, считается, что объект аффицирует наши чувства, когда субъект посылает интенцию по мере пробуждения интереса к какому-нибудь предмету. Всё это происходит ни без страдательного залога, поскольку субъект не может не сознавать то, что он уже сознаёт по факту своей ментальной озадаченности. Отвращение очень сильный аффект….
Но достаточно ли «некоторого количества тошноты» для упразднения, заложенного во всех нас инстинкта самосохранения?
Обострённая впечатлительность, «магия цифр», «шахматная готика», едва ли не сопоставимая по интенсивности с полотнами Иеронимуса Босха, конечно ни подарок, хотя всё это создаёт посыл к конфликтам аутического мышления, нежели к метаниям самоубийцы.
Так почему? Ведь никто не склонял её к постылой жизни с прежним мужем, во всяком случае, насильно. А это, значит, нет рецидива, когда не имеется в наличии и установки к появлению надситуативного страха. А что есть тогда? Опять же получается, что без авторской компликации аннулируется, и аффект, отчего эго только довольствуется привычным укладом существования. Хотя женское самолюбие могло и пострадать, например, от внезапного сознания того, что животная страсть Вронского к ней позволила наконец-то изжить себя….
Может быть, Анна Каренина побоялась «духовной летаргии»? Участи отверженной одалиски в серале турецкого султана? И такой символический жест, именно под поезд? Что это? Пубертатный негативизм? Травля сокамерниками? Поглощение экрана индивидуального сознания каким-то инфантильным воспоминанием? Амок? Изнасилование интервентами?
Нет, всё это неправдоподобно! А это значит, что призрак Анны Карениной должен был ещё терзать автора на всю его оставшуюся жизнь. А может быть, это была фигура тёщи, то есть знак первого подобия жены. Вот тогда мне всё становится ясно!
(Анна Каренина была опять беременна девочкой!).
[Возвращаясь к теме дефиниции надситуативного страха. Так некоторые женщины и дети непроизвольно боятся мышей, когда это есть ещё ситуативный страх. А бояться мышеща из балета «Щелкунчик», это уже надситуативный страх. Когда опираясь на символический ряд произвольных ассоциаций, часто случается, что мышь является предвестником канцерогенных заболеваний, эпидемий, голода и т.д. Что бесспорно скрыто за иррациональной логикой сновидений или же теснится к области наивного восприятия жизни, что обычно предполагает ленивую работу мысли при обширном богатстве фантазии].
Конфликт аутического мышления
Разгадка видового различия аутического мышления от мышления нарциссического, возможно некоторым образом будет выяснена от применения аналогий штативной оптики к фокальному эго, установленному, так или иначе, по отношению к наблюдателю. Каждый из нас, наверное, помнит детские игры с биноклем, когда близкие и удалённые предметы меняются местами, стоит только изменить положение окуляра. Тогда будет логично предположить, что эго и является своего рода кристалликом для трансформации океанической энергии Id, не исключая отсюда и последующий дефект восприятия образов привычного мира. Так если для нарцисса абрис собственного присутствия станет наибольшей величиной, то для аутического мышления всякая аппроксимация покажется как бы в миниатюре, когда всякая отдаляемая за горизонт перспектива приобретёт воистину колоссальный масштаб. Это восприятие фатально угадывается в произведениях искусства и архитектуры раннего античного времени, где дремлющий призрак «омега-эго» витает над дромосами и порталами, словно тонкопрядная теургическая душа, благословенно испившая нектар целебного забвения из какого-то неведомого для всех нас магического колодца.
[Рельефы и настенная живопись ранних царств: Египет, Хетты, Крито-Минойская цивилизация и т.д. подтверждают данную мысль об изначальной «вогнутости оптического восприятия» древних. Почти полное отсутствие «прямой перспективы» предполагает макетный образ их мира, как бы вмещенного в кунсткамеру для вожделенного любования. Кстати для аутического мышления более характерно не «милование в себе и для себя», а именно любование ко всему порожденному самим собой, будь то ансамбль Иерусалимского храма, этрусские катакомбы или статуи Праксителя].
Так понятие «истинной величины» и «истинного горизонта событий», ещё ни так давно оглушало кабинеты маститых академических ученых, когда подобные встряски воображения уже были не редкостью после Коперника. Альберт Эйнштейн, опираясь на достижения экспериментальной физики, только закрепил прецедент до внеочередного упразднения очевидностей аутистического мышления нововведением в кругооборот идей: мысль о «пространственно-временном континууме». Отчего компактная вселенная заселенная духами и гениями уступила место совсем иному восприятию космоса, навсегда утратив, быть может, «живую анимацию» а, следовательно, и витальную силу человеческого воображения. Когда взамен рассудок приобрёл объективную достоверность, доступную нам в экспериментально-научной идее «когнитивного аттрактора». Определённо, что с этим радикальным событием обнаруживается очередное явление «вселенского сиротства», так как циркуляции Id опять же замыкаются на Mind. И поскольку афферентный агрегат техногенного, а куда больше однородного пространства, заметно проигрывает в сравнении с античными полисами, то мир ещё больше становится незащищённым перед психоделическим нашествием всегда маргинального Эроса. Необходимо понимать, что для античного человека эрос обозначал совсем ни то, чем он для нас теперь является. Если урбанизированный секс – в большей степени только транслирует естественнонаучную парадигму, напоминая чем-то экспериментальную случку или промышленный туризм, то античный эрос – не имеет ничего общего с искусственным раздражением роговеющих либидинозных зон. Такой эрос выходит за городскую черту, так как производит выброс потерянных поколений.
Так и аутизм, не отличаясь вулканическим проявлением, тем чаще обнаруживается творческим способом развития мышления. Поскольку обволакивание материнского Id, создаёт как бы и дополнительную степень защиты эго, то есть своего рода плаценту, что, в общем-то, характерно для паттернов первой перинатальной матрицы.
«Отчего талант, – если перефразировать Гёте, – раскрывается на причале, вдалеке от житейских бурь, когда характер закаляется только в борьбе».
Немудрено, что среди пораженных синдромом Каннера [При синдроме Каннера ребёнок отказывается называть себя по имени, он не называет себя «Я», предпочитая заговорить о себе в третьем лице и т.д.] детей можно встретить достаточное количество одарённых от природы личностей. Стоит только проявить некоторую чуткость восприятия, чтобы потом к собственной радости обнаружить «внутренний мир» маленького бодхисатвы. Когда мишурная экспансия нарциссов обнаруживается буквально с порога, доводя нас до чеховского отвращения к ним. В данном ключе мне приходит на память роман Владимира Набокова: «Защита Лужина». Сюжет из эмигрантской жизни аутичного вундеркинда, каковой долго бился над безнадёжной партией, а в результате «взломал персептивный код». Демонтаж комбинаторного восприятия из мира шахмат в реальную жизнь, не пожелал, не отозваться на дальнейшей судьбе гроссмейстера. Так, в конце концов, вещественный призрак безумия, меняя загонщиков, доводит Лужина до патовой истерики. Переживая символический мезальянс, он предпочитает выход из тупика, пожелав «выпорхнуть в окно всей фигурою на черном поле полночного неба».
Если подробно рассматривать устройство зрительного нерва, то аутистичными, можно назвать и лошадей, поскольку близко расположенный к ним объект, зрительно превышает их собственную величину почти в три раза. Когда аутизм это ещё и компактность восприятия, то есть та тонкая эманация, доступная нам в конструкциях славянской матрёшки или в каноне написания икон, восходящих, возможно, к какому-то негласному прецеденту фасеточного зрения, почти что никак не воспринимаемого в образах модернистского искусства. Так ещё Павел Флоренский в своей монографии о природе «обратной перспективы», пытался проникнуть в тайну сакральной живописи, выходящей за пределы аксонометрии, то есть обычной панорамы, проецируемой на зрителя из бесконечно удалённой точки.
Кстати, случай обратной перспективы, предполагает и совсем иное уравнение массы. Это отображается и в обыденном языке, поскольку лексемы, парадигмы и синтагмы, имеют для лингвиста совсем иную плотность, нежели чем мы предполагаем, освоив элементарную прагматику речи. И поскольку «анимация мира, внутри неорганического мира» всегда завораживает аутическое мышление, то вполне будет возможно, что интегралы и логарифмы также танцуют канкан в умозрении гениального математика, как и сильфы в воображении Парацельса.
И всё-таки, забавы Id, могут быть далеко не безобидными, так как в случае поражения эго аутизмом, гиперопека матери, способствует возникновению галлюцинаций, фобий, делирий. Таким образом, лакуны бессознательного опережают блокады ингибирующего Mind. Не этим ли была заражена, словно повитой, сердцевина античных полисов? Понятно, что речь идёт о ксенофобии плебеев и агорафобии духовной аристократии. Так аберрации «омега-эго» не исключают сеанса сообщаемой вовне интроспекции. Но, как правило, они отторгают активную помощь со стороны по причине завершенности модели собственного существования, над которым не властна даже идея необратимости. Здесь исполняя коммуникативную роль, все желают сообщать о себе только в третьем лице (тезо), ничем таким не компрометируя собственное присутствие перед кем-либо (индо-инаю). Когда по ответному опыту декодирования «Я и Ты», здесь теряют всякий смысл. Так как божество в таком свёрнутом мире ничем таким не напоминает «сокровенное Ты». Скорее оно и есть «я ещё непознанное в Себе», как то будет применимо к виртуальному ключу наподобие кадров исчезающей материи полулегально добытых в лаборатории ядерных физиков.
[Кто-то ассоциативно воспроизведёт здесь максиму Сократа, мол, «познай самого себя». Но это только возвышенная часть айсберга, когда мы русскоязычные люди привыкли пользоваться санскритским словом bhoga. Причем подсознательно мы отталкиваем от себя «теологический дискурс» разработанный всей западной цивилизацией после того как это «магическое слово» уже проникло в наш лексикон. Так необъяснимая приверженность к «архаическому понятию» заставляет думать, что мы также «шифруемся» как и персонажи Марселя Пруста. Эта неутомимая воля продолжать партизанскую войну с Mind, неплохо демонстрируется, касаясь известного жеста Николая Гоголя, а именно в тот момент, когда он отправил в камин вторую часть «Мёртвых душ». «Не надо религиозной метанойи, не надо казённого суда над Чичиковым!» – Вот о чем намеревался нам сообщить писатель, бросая неоправленную рукопись в огонь!].
Даже Китай, не ушел далеко от состояния шелкопрядного кокона. Это, очевидно, мне, учитывая долговременный феномен изоляции для этого достойного всякого удивления народа. Так и теперь геополитическая картина мира «поднебесной империи», умиляет меня своей неподдельной аутичностью в духе ещё ни так давно нашумевшей на экране трилогии Толкиена. Напомню вам: 1) это, запретный дворец императора, как исходный центр распределения всей небесной благодати; 2) земля вассальных князей и сопредельная с ними земля; 3) земля мятежных князей; 4) земля дружественных варваров и сопредельная с ними земля; 5) земля враждебных варваров…. И непонятно что ещё на периферии, куда и утекает весь имперский шёлк?
И хотя аутистическое самосознание подпитывает абсентеизм, каковой продолжает вредить социально-политическому благополучию нации. Вопреки тому культурных носителей «локального идиотизма» сложно назвать хоббитами, не потому ли что хоть раз ассимилированное жизненное пространство, цементируется ими на века, подчиняясь какому-то объективному соответствию теургической души и почвы.
У известного популяризатора фрейдизма Эриха Фромма, имеется монография «Некрофилы и Адольф Гитлер», в ней он опирается на опыт клинициста Малера. Так вот там я повстречал довольно критическое отношение к детскому аутизму, нежели чем только что привёл здесь. В-первых, как утверждает Малер, аутистичный ребёнок неспособен четко, отличать одушевленную органику от материи неодушевленной. Во-вторых, тот более привязан к неживым объектам, например к игрушке или к ранее освоенному пространству, так называемый «медвежий угол». В-третьих, бросающийся всем в глаза «гилозоизм» имеет также и разрушительную наклонность к актуально живым объектам от подчеркнутого стремления их «вскрывать», вспарывать, но не ради садистского удовольствия, как при других комплексах, а более из детского любопытства, чтобы знать, как, то устроено. В-четвёртых, аутистичный ребёнок часто и как бы исподволь, но при этом вполне сознательно противодействует социальному вовлечению, невзирая на конструктивные доминанты благорасположенных к тому лиц. В-пятых, аутичные дети склонны манипулировать людьми, используя сигнальную систему куда более императивно, нежели чем в открытых сообществах допустимо по механической схеме: «замри – отомри» а, по существу, «включил – выключил». И в-шестых, «у большинства аутичных детей наблюдается очень незначительная фиксация психической энергии на поверхности тела, чем объясняется их очень низкая чувствительность к боли; что также сопровождается отсутствием аутоэротических зон по принципу точно локализированного удовольствия». Иначе сказать, аутистичные дети, это «психоэротические калеки», неспособные не только давать, но и принимать любовь окружающих.
Конфликт «нимфы»
Гиперсексуальность «нимфы» часто объясняется не элементарной распущенностью, как злокозненно полагают завистливые кумушки, а форсированным сценарием как бы довлеющим над природою невесты. Фальшь, капризы и жеманство «нимфы» или всё то, что обычно настораживает параноика, побуждая его ужесточить тактику пола, есть невинная бутафория, поскольку она не менее обманута ожиданием подарков от судьбы, нежели чем её очередной избранник. Девиз «поскорее забеременеть» часто понуждает «нимфу» быть неразборчивой по отношению самцам, меняя их по мере надобности. Так как финальное образование гаметы для «нимфы» ни есть самоцель отличием от побочного и генетически обогащенного транзитными самцами потомства. Энтомологическая параллель часто объясняет мотивации «нимфы», идеалом которой является партеногенез.
Отчего поверхностный оргиазм свойственный «нимфе» никогда не может быть удовлетворён, поскольку природа позаботилась о том, чтобы она поскорее трансформировалась в иную ипостась анимы. Напомню, что в недалёком прошлом почти четверть, а то и треть самок погибала, не завершив родовой деятельности, из чего логично следует, что суровый экзамен, поставленный перед «нимфой», есть реальность далеко ни иллюзорного предвосхищения. Аллегория о Персефоне умыкаемой Аидом дополняет наше впечатление прозрачным символом танатоса – как бы посягающим на суверенитет тела «нимфы». Редкие матроны способны на глубокий оргазм, так как чувствительность клитора и G-точки есть тот натуральный предел сексуального наслаждения применимый для каждой нормальной женщины. Но совсем иным покажется нам акцент мужской стратегии оплодотворения женщины. «Зависть к большому пенису и крепким яйцам», «стяжательские», а также «психомоторные фиксации», «зеркальные фобии» и т.д. [А иначе тайный страх, после пробуждения не увидеть свой детородный орган. Имеется также контаминация этой же фобии с символом смерти, а иначе страх исчезновения носа на лице, у того же Николая Гоголя – по компенсаторной логике подсознания]. Всё это наслаиваясь на поведение самца, затем провоцирует идиосинкразии «нимфы». Так как конфликт «девственницы» лежит по преимуществу между растянутым актом мужественной инвазии, (то есть пенетрацией, дефлорацией и копуляцией) и эпителиальностью оргиастического наслаждения. Последующий обман её экзальтированных ожиданий есть одновременно крах не только вполне «респектабельного самца». Но и прежде всего, есть развенчание петтингового мифа, от цензуры Mind возвратного к «нимфе» с диссонансом для гедонистического пробуждения вульвы (Id).
[Бешенство матки», нимфомания, вагинизм, повышенная чувствительность влагалища и сверхдопустимая к норме частота оргазмов, так пугающая осторожного любовника. Всё это – в принципе является невинным отправлением вытесненного прежде патриархальными ценностями «девичьего гедонизма» как бы отсылающего нас к совсем иной философии тела, нежели чем сексуальный штурм и смакование, так характерные для плотоядного самца. (Как противоположный и гипертрофированный посыл далёкая от всякой куртуазности «мозаика катакомбного разврата» с «казармами аппетитных ягодиц» в литературном партфолио маркиза де Сада). Отсюда в воображении нимфы возникает тема «тёмного вторжения», а потом и отторжения самца. Негласная выемка для античного самосознания или суверенитет для всякой одухотворенной телесности, ранее отмеченный в символах заповедного пространства. (Гинекей и адитон, а также «архетип единорога» по Карлу Юнгу). Разгадка женщины лежит в её беременности и симптом растянутого во времени отравления утробы плодом, является и тем скверным антидотом, за которым по ту сторону принципа удовольствия и грезится нам человеческое будущее!].
Этим натурализмом, в частности, объясняется и распыленная инсургенция «нимф» по отношению к социальным институтам. Раздраженное неприятие воображаемой «мужской солидарности» требует постоянной манифестации, что уходит корнями ещё в античность, например обряд фесмофорий или вакхическое буйство менад. Так немотивированное обнаружение Лисистраты часто обескураживает мужчин, но здесь женщина наиболее мудра, поскольку цикл «смерти – возрождения» не вписывается в кругозор процессуальных домогательств самца за обеспечением его собственной психомоторной фиксации.
[Определённо, что у «нимф» респондентская группа выстраивается совсем по другому сценарию, нежели чем для мужчин. А так как наиболее значимым критерием «цивилизованного сообщества» всегда является комфорт, то разочарование неизбежно, поскольку следствием изнеженности организма проистекают идиосинкразии, как на малейшие перепады среды, так и на внешние знаки сообщения. Что происходит помимо их осознания, так как жесткий детерминизм привилегированного существования «нимфа» склонна объяснять прессингом патриархального общества].
Что касается примитивно-сексуальной установки, явно рассчитанной на множественную имитацию конвульсий (а иначе эксплозия дионисийского оргиазма между сатиром и нимфой), то она по преимуществу не может быть признана сугубо вириальной, поскольку самец, стремящийся к бесконечному сексуальному наслаждению партнерши, как правило, обезличен а, следовательно, не имеет ни индивидуальных, ни моральных качеств. Когда достигший зрелости мужчина обычно склонен к привитию тех добродетелей, что склоняют женщину к признанию «рационального начала» с вектором от Mind к Id, имея про запас архетип Марии Магдалины. Естественно будет предположить, что разум в этом случае следует распределять дозаметрически, и желательно, в той пропорции, что вызывает меньшие идиосинкразии у субстратного Id.
Отличительной половой реакцией женщины всегда является – захват, когда мужчина только – обороняется. Негласный тест отбирает мужчин и внутри своего сообщества. И поскольку «альфа-самец» всегда нападает по праву силы и справедливости, а не реактивно. [Гипотетически, разумно будет предположить, что «бета-самец» также обладает собственной доминантой ролевого поведения, например, сила и расчет]. То не потому ли это мышление станет имплицитно феминизму? Так нерасшифрованные подсознанием аберрации рефлексивно добавляют маскулинизированному идеалу стереотип соблазнителя и агрессора. Вполне вероятно, что обман ожиданий вульвы аккумулирует проблему далеко непреходящего свойства, вечно возвращая Клитемнестру к пафосу затаённой обиды на Агамемнона. А по существу, так, «война полов» никогда не достигнет своего финала хотя бы, потому что «tertium non datur», – есть и формулировка в никоем случае неприменимая к обиходу феерической женщины.
[Агамемнон – царь Микен и Аргоса; и притом довольно многосложная для интерпретации фигура античной мифологии. Женившись на царевне Клитемнестре, он убил её сыновей от первого брака, желая обезопасить в дальнейшем свой престол от притязаний пасынков. Так последующим его шагом было и принесение в жертву своей любимой дочери Ифигении, дабы умилостивить разгневанное божество перед походом ахейцев на Трою. Нетрудно будет обнаружить, что ценности этого жестокого царя претерпели эволюционные изменения с вектором «от бета-самца к альфа-самцу», то есть от умышленного и превентивного поступка к справедливости. (Символическое замещение невинно убиенных пасынков собственной любимой дочерью). Но разгневанная Клитемнестра не простит мужа за это двойное убийство своих детей. После возвращения победителя из Иллиона, сговорившись с любовником, она, заманив в ловушку, коварно убьет и его].
Напомню, что «нимфа» является промежуточной стадией развития женской сексуальности, каковая обычно разрешается от столкновения с первым «материнским чувством». Когда регрессии неизбежны от этого порождая ответные поведенческие реакции. [Например, «кризис отцовства»]. Только во втором случае, это будет расточительная попытка примириться со своей прикладной ролью. Напротив тому «нимфа» не склонна к большим психологическим издержкам по поводу освоения новой материнской роли. Поскольку это станет бессмысленно с точки зрения вечно возрождающейся природы.
Регрессивный конфликт неандертальца (Исава)
Если в конфликте нарцисса станут частотно преобладать шизоидные акценты; а нимфы – истерические, то в «конфликте Исава» наиболее узнаваемыми станут эпилептоидные перепады: от физического ощущения краха до поисков сверхсознания. Потому как этот регрессивный конфликт наиболее синкретичен, сближаясь даже с суицидом при стойко выраженных отцовских и материнских комплексах. Я уже говорил однажды в самом начале, что заряд Id со знаком минус характерен для психологии мужеложства, чего никак нельзя сказать о генералитете санкций (Mind) ведущего параноического восприятия. [Опять же о навязчивом «чувстве оттраханности» воображаемым самцом или же группой самцов, после абстиненции и амнезии. Не исключено, что «конфликт мужеложца» станет вероятным идамом (проводником) «белой горячки», когда в основании того обнаружится трансформер, то есть глубоко спрятанный в подсознании «комплекс порнодивы», а иначе акт мучительного превращения из несостоявшегося альфа-самца в альфа-самку].
Так, исходя из структуры житейского опыта, несложно будет увязать, что «источник санкций» может и отторгаться «органическим подсознанием», как пришитая к чужому телу голова при вынужденной трансплантации. Тогда по отношению к Mind будет выделен отрицательный потенциал, возможно, включающий в себя реликтовое ядро психогенеза. Поясню, так как нами заведомо отличаются живой интерес, подхваченный инстинктом и случай бессознательного отторжения чего-либо, например, та же сила привычки или страх осознания. И поскольку по аналогии с квантовой теорией истинным ядром мотиваций всегда является Id, то спрашивается, зачем тогда нам тиражировать «позитронную версию вселенной»?
[Ещё один довод в пользу того объяснения, почему в России недолюбливают Канта. Вектор «сознание – Id» и «подсознание – Mind» необходимо всегда учитывать как нейтральный фактор до обнаружения скалярной величины, конфликта, комплекса по мере его обострения. Только на основе сложения суперпозиции из всех векторов, мы будем способны определить персоналитет (или матрицу эго) при аппроксимированном значении для «дивергентного Id». Так, например, Дон Кихот никак не может быть признан положительным героем, так как он маргинален к существующему обществу и культуре. Когда в нём странным образом уживаются рыцарь и чудак, входя в стойкий резонанс с «альтер-эго», у которого на этот раз имеется приниженный и, тем не менее, весьма положительный потенциал. (Мудрец Санчо)].
Если нигилистическое отрицание мира само по себе не ново для невротика, когда это только позиция эго обезображенного фрустрациями. То в структуре подсознания имеется нечто, безусловно, локализируемое, что непрерывно ускользает от техники разгадывания свободных ассоциаций, поскольку оно затемняется дисперсиями, порождая «рикошет наших побуждений». Это видимо и есть тот стойкий, лонгитюдный; и очевидно, свойственный депрессиям механизм «вегетативной сублимации; чреватый мучительными преображениями за сменою фаз и экстремум сенсорной чувствительности, как полагается сопровождающийся андеграундами и срывами. [Под символом «вегетативной сублимации» - я понимаю глубинную, океаническую работу подсознания с циркуляцией термопотоков между полюсами Id и Mind. Всё это происходит как бы за островами и континентом нашего обыденного сознания, всегда устроенного на фундаменте мировоззрений]. А так как повторное открытие физиогномики заставляет нас предполагать, что в популяции неандертальцев доминировал «ген депрессивности, то я невольно сближаю этот выделенный мною комплекс с исчезнувшим видом нашего человеческого собрата. [Обратите внимание на «свирепый габитус» неандертальца с явным выступом «грозового лба» при отсутствии модификаций причудливого носа и сглаженных надбровных дуг, что видимо, объясняется пониженным уровнем выделения дофамина мозгом неандертальца. Подобные типы, кроме того, ещё отмеченные атавизмом «затылочного бугра» часто встречаются среди аборигенов Австралии и туземцев Папуа Новой Гвинеи].
Гипотетически, неандерталец принял модель поведения, согласно которой базовый «инстинкт сотрудничества» произвёл сценарий вселенской катастрофы, поскольку завуалированный до того «инстинкт межвидовой агрессии» запустил психотический триггер, подвигнувший его к конфронтации с куда более слабым, когда, тем не менее, интеллектуальным видом homo sapiens. [Так ранимый коварством Исав, как и простодушный Зигфрид или целомудренный Энкиду, предпочитает накликать на себя и своё семя погибель в наказание за единожды совершенную им роковую ошибку!].
Дивергенция инстинктов Дарвина и Кропоткина [инстинкт межвидовой агрессии у зверей и инстинкт взаимопомощи у социальных видов], хорошо будет заметна в родном языке, если мы попробуем подвергнуть процедуре структурного анализа аттракторы «свой» и «наш». Ключевая дихотомия производится не только из развития института частной или общественной собственности на средства производства, а прочно мыслится нами из пещеры энеолита, так как лежит у истоков биосоциальной идентификации человеческого вида. Если местоимение «свой» имеет субстратный ряд ассоциаций, то «наш» значит ряд суперстратный, привнесённый на местную почву а, следовательно, и на кровь, извне или свыше, причем в форме аффинитета к единой стратегии выживания. Как наглядно из того, тем будет структура первобытного рода (Id) и племени (Mind). Причем наносная структура раскалывает первоначальное ядро вертикально, создавая прецедент некоммутативных сообщений к объекту потенциальной агрессии. [Так Исав доверился брату, а тот оказался ксеноморфом, когда иудей несколько веков спустя поработил идуменянина. Примечательно, что мотив «чечевичной похлёбки» воссоздает тонкую атмосферу нравственной софистики или ту религиозную рознь, откуда «солидарность и братская любовь» лукаво подменяются «угрюмо-скотоподобным нравом язычника», к каковому отныне станет неприменима максима конфирмации].
В существующем контексте скаляры Mind и Id окажут аберрацию на эго, нисколько не влияя на него в изолированной среде, когда для конфронтации следует учитывать собственное, а иначе уклоняющееся от нормали направление вектора. Если нострафикация – обернётся отрицательной динамикой, то есть ступором, ложными параличами, страхами движения или падением мышечного тонуса. То образ propriety – обнаружит сходство с гиперкинезами, экзальтированностью, улучшением работы перистальтики. Всё это мне напоминает прелюдию в виде маниакально-депрессивного синдрома с постепенным нагнетанием анафилактического эффекта в зависимости от акцента психопатии. Где следствием эскалации агрессивных социальных инстинктов возникает: 1) ситуативный код [стимул – реакция]; 2) мозаичный код [триггер – фиксация]. Опять же с заметным преобладанием какого-то декомпенсаторного механизма ужесточения психики.
Парадокс совершенной вменяемости – есть и дальнейшая неспособность сознания к диссоциации. Чего нельзя сказать о шизоидном и возможно куда более гипнабельном существе, например о том же кроманьонском человеке. Значительная, нежели чем у неандертальца способность к усвоению культурного опыта, обоснованная чрезмерным развитием лимба, произвела на свет и невиданную доселе фигуру парадоксального политика, подчиняющего себе функции милитаристического вождя, а точнее шамана – оснащенного мощнейшим инструментарием сеггустивного воздействия в терминах «открытого индивидуализма». [Точка зрения, согласно которой существует только один уникальный и самотождественный субъект, который связан со всеми живыми телами, когда-то актуальными в пространстве и времени, универсальным потоком сознания. Феномен очень схожий с этиологией маразма в анестетическом прозрении нарцисса].
Чужебесие всегда прорастало из тоталитарного строя души, а точнее из мракобесия [фиксация общественного сознания на Id], каковое находило себе объект для обличения, а иначе жертву для «промывания мозгов» по причине прессинга всегда сурового общественного мнения над свободой совести. [Прочитайте записки монаха Самуила о деятельности Петра, и вы поймёте разницу между «своим» и «нашим» в святоотечественном умозрении, как видно из того, в инвекциях происходит почти полное слияние этих двух категорий]. Потому ли так живо представляются потомкам откровения эсхатологии, что экспериментальный опыт предполагающий перенос инстанций «трансцендентального разума» (Mind) покушаясь на пошатнувшийся менталитет, сталкивается с сопротивлением матричных форм коллективного бессознательного (Id). [Не даром, что, потомок, читая древний текст, невольно производит в голове те же операции, что и визионер. Поскольку у потомка уже другой менталитет, каковой бессознательно сопротивляется неактуальному для него коду информации. Когда общим у них может быть только «субъект трансцендентальных мыслей» (Mind), по способу прочтения заряженный отрицательно к полюсам их собственного восприятия].
Эсхатологию и визионерство справедливо относят к паттерну третьей перинатальной матрицы, то есть к процессу появления плода из родового канала. Рождение нового мира из лона мира старого как ничего более соответствует и архетипу смерти, стойко зафиксированному в родовой памяти пациентов с четко выраженным регрессивным конфликтом. Так кроме иррационального страха неандерталоидных лиц (Мы – их когда-то уничтожили как вид). Человеку, особенно мужчине, свойственно и чувство вины перед собакой (Мы – их обошли как равных союзников по охоте). Психогенетическим прецедентом в частности объясняется тот факт, почему на территории СССР ещё много лет после войны деревенские юродивые обращались к фашистской символике, а чудаковатые матери называли своих долгожданных первенцев Адольфами. И поскольку трансдукция Mind на тело социального мышления (менталитет) часто воспринимается и как teomahiya. То паническое состояние, предшествующее потере стратегического рассудка, являет самостоятельную мифологему или так называемую семиотику амока в подсознании безумца. Иначе просто нельзя не испытывать шока, переживая манифестацию primum mobile, до последующего за этим событием отчуждения от структуры обыденного опыта. Такова степень эмоционального потрясения эго, на момент ремиссии Mind, что только таким образом и укладывается в голове инцидент религиозного чуда.
[Где-то начиная с Аристотеля, средневековые астрологи ещё пользовались этим кодом, движение мыслилось по такой схеме: I) причина – осознание (impetus); II) сознание – действие (liberty); III) цепочка последствий (consequence). Подробнее рассмотрим феномен impetus. Как экспоненция принципа, тот же князь Мышкин у Фёдора Достоевского при полисемантическом крое индивидуального подсознания: 1) «тяжелая падучая и лакуна времени»; 2) «мыслящий по весне тростник»; 3) «грустная история о совращенной коммивояжером альпийской крестьянке»; 4) «проданная в дороге реликвия, а именно ни к чему не обязывающий в России брегет»; 5) «в одних штиблетиках, исходом из Альпийской Швейцарии (Повторение им судьбы Ганнибала!)].
Возможные сценарии перинатального конфликта
Завершать приходится с того, чем следовало бы начинать это исследование. Наука последнего столетия доказала способность производить людей в лабораторных условиях. Но кому нужны эти гомункулы? Так идея инвестируется ещё и в то не огибаемое естеством обстоятельство, отчего онтогенез начинается ещё в утробе матери. Причем заповедная область перинатального опыта практически недоступна психоанализу. Когда определенные результаты здесь достижимы, хотя и не безопасными методами глубокого гипноза, кропотливой техникой холотропного дыхания и другими запрещенными средствами медикаментозного воздействия. И, пожалуй, самым безвредным проникновением в «sancta sanctorum» эмбриональной жизни является построение гороскопической карты зачатия, что также требует исключительно квалифицированной подготовки и чего крупно не достаёт в арсенале заурядного психоаналитика.
Отсюда, а иначе в «утробной лаборатории» предполагается искать нить до конца не распутанной истории эмбриона. Например, куда чаще заостряя внимание на фиксациях перинатальной матрицы, так как эмоциональные встряски, а также комплексные психические реакции наслаивают определённые предпосылки на анамнез младенца. Резко выраженные идиосинкразии на сперму отца, различие метаболизма матери и плода, фоновый информационный обмен, например, поле угнетения или гормоны радости и т.п. Предполагают, уникальность латентной фазы становления конкретного организма, а возможно, и почти всё будущее индивидуума. А поскольку утроба часто атакует с помощью гормональных ингибиторов; например, реакция на интоксикации, сюда включаются как искусственные медицинские препараты, так и механические сокращения стенок матки, а также жесткая среда. То, вероятно и обретение необратимого сценария, безусловно, базового по отношению к перинатальному паттерну, к чему зрелый организм просто не способен не возвращаться по причине его сходства с реальным опытом.
[Так случай ношения женщиной корсета, бесспорно, протекал не без побочных явлений для нескольких поколений просвещённой аристократии. Отчего феномен «утробной Бастилии» породнил чрево аристократок и их горничных. Другим довольно вредным симптомом акушерской фабрики является тотальное кесарение ко времени извлечения плода. Лишение младенца позитивного кламберного опыта, что отсылает нас к паттерну третьей перинатальной матрицы, имеет, безусловно, церебральную корреляцию. Кесарение освобождает потомство от кинестетических архетипов «люминесцентного туннеля», когда насаждает массовую психологию консумизма. Вполне вероятно, что декомпенсаторный опыт подготавливает новый виток глобальных катастроф].
Иногда случается, что дефицит каких-то аминокислот или органических соединений создаёт предпосылку для такой стратегии матки, при которой первоначально отделяется несколько зародышей, а в результате рождается только один. Естественно будет предположить, что такой организм, достигнув зрелости, возобновит рецидив, апеллируя к Id, нежели к фактору этического прецедента Mind. Таким образом, решая свои насущные проблемы за счет притеснения и даже уничтожения «малоудачливых собратьев». Эмбриональный каннибализм есть далеко не исключение для миллионов внешне законопослушных людей, а вот допустят ли они трансгрессию очага, бессознательно опережая других менее искушенных в борьбе конкурентов? Этот вопрос несколько выносится за рамки психоанализа. [2].
[Религия, видимо, и раньше догадывалась об этом, развивая диалектику «первородного греха». Так Каин убил Авеля ни, потому что он по своей воле выбрал путь злодеяния. Мотив зависти к милостям божества, также ни о чем не говорит нам, поскольку выдаёт интересы касты священнослужителей. Подозрительной покажется нам и философия Пелагия, о котором так нелестно отзывался святой Иероним. Когда единственно приемлемой версией видится мне адаптация гностиков (учение об эманации) к теории трансгрессии Id. (Напомню читателю, Каин, отличием от Авеля был зачат в раю, родился он на земле, следовательно, жизнь его должна была напоминать ад!)].
Мандала шизофреника
Чтобы представить себе как протекает, а более как включается шизофрения необходимо сложить оптические образы с моделью координатного поля: 1) равномерный источник света; 2) линза; 3) фокальная поверхность, предпочтительно римановой геометрии с различными углами отражения.
Логично будет, что линза отождествится с ego, когда косую вертикаль займёт ось Mind и Id. Так если ткань нашего существования сравнима с фокальной поверхностью, то луч сознания, ниспадая под постоянным углом, высветит те моменты бессознательной жизни, где теряется искомое «тождество Я» за узнаванием массы физических причин. Не исключая отсюда и стереоскопический эффект, например, рефракцию на случай преломления лучей к опыту сингулярности (ego).
Предположительно, что при конфликте нарцисса, по причине того, что тот вытесняет на периферию опыта факт физического увеличения энтропии: сознание оторвётся от сложной текстуры, то есть фокальной поверхности (Mundi) , так как признание принципов некоммутативной транзитивности, вообще не войдёт в круг умозрения данной акцентуированной установки. А это значит, что проявится брешь, отчего спасительные иррадиации подсознания станут восприниматься как отрицательные импульсы, искажающие понятийную структуру ego. Производный от этого мозаичный код сознания, [например, фасеточный как у насекомых] только усугубит положение сбитой с толку дистинкции каким-нибудь прецедентом аналоговой достоверности. И тогда, то есть, таким образом, реструктурированная линза перестанет достаточно четко фокусировать луч правильного или онтологического сознания на объекте физического восприятия, отчего нарушится и код аффицирования, то есть среднестатистическая чувствительность кожи, болевой порог, аутентичный портрет личности, адекватные эмоциональные реакции и т.д. Что в свою очередь должно было случиться от обратной связи, фиксированной на штативе линзы (эго) с лучом фокальной поверхности (сознание), где давно уже был нанесён узор, испещренный символами Id, словно на персидском ковре. Таким образом, шизофрения являет качественную реверсификацию сингулярного потока сознания, нежели вполне нормированную иррадиацию подсознания. А если так, то триггер, от которого начал происходить структурный сдвиг сознания с последующим расщеплением виртуального эго, должен быть подвергнут тщательному дознанию. Что должно происходить помимо изучения генетических маркеров, мыслимых, если только в качестве физического детонатора как-нибудь активированного от таймера персональных событий, откуда за неимением спасительного челнока погруженная в волны субъективного времени носится потерпевшая кораблекрушение мысль.
Весьма обескураживает меня и то обстоятельство, что всё больше продвигаясь к клинике шизоанализа, конфликт нарцисса – окажется отправным по мере погружения в символ иррадиаций подсознания. Вероятно также, что этот шоковый конфликт, подготавливающий инвазию Id, приберегает и идама, отсюда резервируя фантом запланированной обратимости. [Например, путеводитель Вергилий у Данте в «Божественной комедии»]. Тогда критерий психической дисфункции шизофреника будет правомерен только при одной единственной аксиоме сознания. То есть аксиоме порождающей деспота в глубине человечности! [Такова, правда, об этой нозологии].
Высшая алгебра мотиваций
Великий философ Хосе Ортега-и-Гасет некогда сравнил современную поэзию с «алгеброй метафор». Позволительно, что это удачное сопоставление стоит применить и по отношению к ядру человеческих мотиваций – а иначе к теории микропсихоанализа. А поскольку потребность в строгом математическом методе объединяет эту вековую науку с канонами естествознания, то будет уместно допустить, что карстовая пустота, образовавшаяся от несколько односторонней верификации, наконец, заполнится истинно амбивалентным содержанием. «Жизнь – есть конфликт», который подчиняется не только закону фазовых колебаний, а что тем более важно фундаментально выстраивается от искомой суперпозиции, где одноименные векторы, слагаясь, деформируют конкретную величину до значения уникальной человеческой души.
В этой небольшой монографии автор рассмотрел только десять основных конфликтов, когда тех может быть куда больше, чем здесь обнаруживается. Не всё так гладко получилось и с текстом, он обогащался правками, включениями, глоссарием и разрастался как на дрожжах. Так недочеты автора безмерны, когда он только пытался живо представить довольно непростые для понимания вещи, намеренно не опошляя их первоначальный смысл. Так мало кто уважительно относится к психологии, отчего никто никогда не воспринимает её расплывчатый метод узнавания человеческих психотипов за образец точной науки.
Фрейдизм справедливо обвиняют в биологизации сущности человека. Когда тем точнее, что фрейдизм лишь только обнаруживает социальную резервацию, обустроенную для инстинктивной природы человека под символом «вытесненного». Так по манере собеседования, психоанализ чем-то напоминает взаимно учтивую практику погружения в атмосферу нацистского концлагеря, где заключенному предлагается один единственный выход. А именно, раз за разом смаковать свою травму, чтобы навсегда избавиться от неё. Но нормальный человек обычно стремится избегать душевных страданий, хотя бы раз испытав их, а не повторно переживать боль, особенно, под чьим-то чутким руководством не иначе представляя себя в образе подопытной крысы? Определённо, что у такого подхода немного вне бункерного будущего! Чего нельзя сказать о мировоззрении в целом.
Как-то раз, объясняя целевой аудитории теорию Зигмунда Фрейда, а именно – «роль фиксации в развитии фаз сексуальности младенца». Я употребил такую наглядную им параллель: сидеть и молча слушать преподавателя, раскрыв рот от удивления, это – оральная фиксация. Всё время ёрзать на стуле и вертеться, думая о том, как найти удобный повод выйти из класса – анальная фиксация. Постоянно встревать со своими вопросами и перебивать учителя – фиксация фаллическая.
(Это замечание относится и к читателю!).
Ссылки:
[1] «Микропсихоанализ». Д-р Сильвио Фанти. (Изд. Москва. 1995.г.).
[2] Вопрос о том, что для эволюции будет первично: «внутривидовая агрессия» или «инстинкт взаимопомощи»? Остаётся до сих пор открытым после Дарвина. Чтобы несколько обогатить междисциплинарный подход, я вам рекомендую прочитать исследование Ричарда Докинза: «Эгоистический ген».
 |
Нумерология ТАРОПолный индивидуальный нумерологический портрет (описание личности, важных периодов, подбор талисманов, ароматов и цветов), прогноз на год в целом и на каждый месяц и прогноз на каждый день |
 |
Календарь астрологаИндивидуальный календарь с информацией на каждый день: лунный день, Луна без курса, ингрессии, развороты, аспекты к транзиту и наталу. |
тип вывода ветки
#157788
arusa nanu, 16-Июн-2012 15:22
 +3   |
Вы меня простите ,пожалуйста,великодушно....Сидела, читала этот текст, на 5-й минуте я почувствовала,что схожу с ума)) |
#157790
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 15:34 (ответ на #157788)
| |
Вы, знаете... Хе-хе, я смеялся, как чумовой также, прочтя Вас... Извините! Это, совсем не страшно, в смысле, с ума сойти... Если есть с чего? Да, если Вы впечатлительный человек, ещё раз извините... А что послужило триггером? Поясните мне интересно? |
#157791
arusa nanu, 16-Июн-2012 15:40
|
+1 |
)))))))))))Я - филолог по первому образованию)), но я никак не могу понять, В ЧЕМ ЖЕ ДЕЛО))) и о чем текст?)) |
#157794
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 15:52 (ответ на #157791)
| |
Вот, и сразу в точку: у Вас конфликт Исава, неандертальца то бишь... И это не очень хорошо, только без обид, так как Вы со своим филологическим образованием относитесь к вымирающему виду гоминид. |
#157795
arusa nanu, 16-Июн-2012 16:01
|
|
ахахахаах)))))))я без обид)))это прелесть,ЧТО вы написали,спасибо!!!только- почему вымирающий вид?)) |
#157796
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 16:18 (ответ на #157795)
| |
Структура подсознания построена, как у вымирающего вида. Поскольку идет отторжение Mind по матричному типу. Вы, возможно, и принадлежите к общности которая законсервировалась на этапе вымирания. Когда эволюция, ценит только риск. А те кто "принимают родовой инстинкт за высший разум" те существа уже вымирают. Поскольку Mind - великий экспериментатор. Природа - консерватор. |
#157798
arusa nanu, 16-Июн-2012 16:21
|
|
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): ;)))))))))Я ОЧЕНЬ РАДА,ЧТО МНЕ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО))) |
#157799
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 16:31 (ответ на #157798)
| |
arusa nanu писал(а): Вы ошибаетесь, вымирание чаще всего асимтотический вектор, он может длиться целую вечность! |
#157800
arusa nanu, 16-Июн-2012 16:36
|
+1 |
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): это жаль(((,потому что без mind'а - никуда)), а тут - у меня - все законсервировалось)) спасибо за ответы!!:) |
#157835
Владимир Алексеев, 16-Июн-2012 20:40
 |
Может, начнем с нарциссизма? |
#157871
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 23:39 (ответ на #157835)
| |
Не думаю, нарциссизм ещё мало изучен современной психиатрией. Нечто выпадает из рефлексии. Да, и вообще я читал, так много разноречивого о нём, что в пору и разочароваться в дефинициях. Вообще, я почти уверен, если нас двоих тестировать по шкале нарциссизма. Вы, поставите мне сто очков вперёд. Вы, так наверное и в "вечную душу" способны уверовать, судя по иконке? А я так, в метафизических сублимациях давно уже изуверился... Так что, если начистоту, то первочерёдность станет не в пользу нарциссизма. |
#158135
|
-1 |
"Сублимациях" говорите? Как не вспомнит высшую философскую мудрость "Человек, познай себя". По поводу аватарки - я же не считаю себя Им? Даже если бы и считал, это не называлось бы нарциссизмом; скорее, манией величия или той же всевмещающей шизофренией. Чтобы аватарка говорила о моем нарциссизме, мне надо было в фотошопе придать ей черты своей внешности... Вы не очень то точны в использовании определений. Вот еще один такой "Прокол": при чем тут Метафизика - она хоть и мета, но все же физика (ср. химия-алхимия). Из ряда хилюс-псюхе-пневма надо было выбирать пневму, а не физическое тело. Говоря психоаналитически, может не было никакого движения в вас пневмы, а только голая хилюс-сублимация? |
#158198
DELETED ID 14359, 18-Июн-2012 14:40 (ответ на #158135)
| |
Не стану от Вас скрывать, я достаточно бегло окунулся в предмет нарциссизма. Не расскрыл тему, меня так же мучает неудовлетворённость текстом. Очень глубокая тема. И к тому же мало исследованная. Феномен нарциссизма - в мировой культуре, об этом необходимо писать тома, а не какую-то "несчастную главу". И это уже помимо клиники, так как "фрейдовский аутоэротизм" зациклен на "соме". А тело, как утверждают орфики, это могила. Вам, впрочем то, известно... Так вот, имеется и род сублимированного нарциссизма. А это душеспасительные, сотериологические доктрины - пекущиеся о "вечной душе", о спасении, как Вы говорите, от "хилюс" или субстанции. Когда это, христианство, в частности, питающееся корнями из гностицизма. Так для меня и любого "актуального деятеля", пускай это будет хотя бы "жонглирование словами", нет "вечной души", поскольку то есть нарциссическая установка. А душа та же материя, как и "Я". Правда, последнее суть "ментальная озадаченность". Поскольку Декарт, также контрабандным путём продвигал нарциссическую установку в пространство постсхоластического мышления, то есть в современную науку. Так вся Европа - заражена нарциссизмом. И никакой "хилюс-сублимации", тоже нет! А есть фальсификациия того, что Вы называете "пневмой". Только астрология, ещё помнит о "перводвижителе". Поскольку она относится архаическому миросозерцанию. Когда, современная наука - это род деятельности. А деятельность, есть понятие отрицательное к созерцанию. А это значит, что деятельность (праксис) просто не способна исходить из "нарциссической установки", каковая некогда была подхвачена Декартом из прежнего дискурса. |
#157848
sirius, 16-Июн-2012 22:12
|
+1 / -1 |
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): Я конечно извиняюсь за любопытство,милейший,за кого Вы себя принимаете?С уважением sirius. |
#157865
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 23:15 (ответ на #157848)
| |
Цитата, это моё наблюдение. Прежде о себе родном. Потом уже о прочих двуногих особях, каковые суть эпизодии моего собственного эго. Вот, и Вы скрываетесь под иконкой льва? А чего это ради, так скажите мне: что это самопрезрение? Либо же "ложная идентификация" позволяет Вам меньше вдыхать вони от клоаки смердящей от образа человека? |
#157868
sirius, 16-Июн-2012 23:24
|
-1 |
Милейший Вы не ответили на поставленный мною вопрос. За кого Вы себя родного принимаете?С уважением sirius. |
#157873
DELETED ID 14359, 16-Июн-2012 23:48 (ответ на #157868)
| |
Я с Канопуса. А Вы с Сириуса. Следовательно, Мы оба шизофреники. А шизофрении, как известно, подвержены только три вида приматов. Два вида из них не имеют письменности. А те что имеют письменность суть люди. Следовательно, Мы люди... Или у Вас сигнальная система испортилась? Не понятно чего? |
#157874
Tatyana, 17-Июн-2012 00:17
|
|
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): Ну, может и не шизофреники...Но акцентуация шизоидная явная, и очень сильно выраженная. Шизофреники в 99% случаев себя к таковым не относят. Хорошо, что Вы сами об этом написали. Я хотела написать раньше Вас, но воздержалась. А, что, на Канопусе все - шизофреники? |
#157875
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 00:37 (ответ на #157874)
| |
Этот силогизм заимствован у Склифосовского, применяется при общении с буйнопомешанными. А на Канопусе, если честно не был. Шизофреники, они кстати, часто лезут и в независимые арбитры, типа "третья сторона" (суггесторы, манипуляторы, "ботающие по фене", якобы). У Пристли, это неплохо описывается. Как один с дурки убежал и разводил всех потом. Так, что стоило бы воздержаться? Вот, и проверим на 100-ый случай? |
#157883
Tatyana, 17-Июн-2012 03:19
|
+1 |
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): На 100-й случай никак не получится, а, вот, на 100-й процент - можно попробовать.... Силлогизм пишется с двумя "л".... Это, - если "по фене".... |
#157966
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 15:04 (ответ на #157883)
-1 |
Все с Вами ясно! Клиника: 999-ой пробы. |
#157888
Григорий Борода, 17-Июн-2012 06:41
|
+4 / -1 |
Вот уж действительно клоака змей. Исследователи, называющие себя шизофрениками, шизофреники, считающие себя филологами, нарцисы, это я про себя, наблюдающие на всё это со стороны, и от этого еще больше любящие себя любимого. Забавно наблюдать реакцию людей когда они узнают себя в описанных образах и включают механизм вытеснения и замещения, кто то явной агрессией, а кто то, едкими подколами. Спасибо автору за тему, хотя лично мне, интересна не столько сама тема, сколько реакция участников. |
#157958
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 14:48 (ответ на #157888)
| |
Да, Григорий: здравомыслие, к сожаленью, не приветствуется... Причем реакция публики заключается в том, чтобы незамедлительно доказать правоту автора. И от этого автору совсем не радостно. Так, вот человек, это не только клоака; а это ещё и "выгребная яма". И это необходимо чистить в себе, потому что никто кроме Тебя, это никогда не осилит. А кто не забыл этот навык, тот и не осудит. А кто забыл? Ну, пускай воняет... |
#157999
|
+2 |
Я в одной из своих статей говорил о человеческом стаде, при этом не конкретизируя кого либо. Но что любопытно, многие участники тут же стали примерять эту роль на себя, и увидев себя в этой роли, сильно обиделись и побежали жаловаться модератору. Честно говоря я ожидал подобную реакцию, поскольку она лишь подтвердила правильность написанного. Психически здоровому человеку можно сколько угодно говорить о том что он псих, и он только посмеется в ответ, а вот психи, сразу заявят о себе и начнут процесс переноса своей болезни на окружающих, чаще всего на автора озвучившего диагноз. |
#158023
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 20:44 (ответ на #157999)
-2 |
Это, типичный невроз, Григорий. Старуха, которая представляет себя 18-ти летней девушкой и "ботан" надевающий на себя маску льва. Они, просто, не хотят стать жертвами адельфофагии и, вот, всеми средствами защищаются от "ксеноморфа" в их микростае. Парадоксальное поведение приматов, описано ещё у Конрада Лоренца. Им, невдомёк только, что я не употребляю в пищу приматов. А это значит, что их защитные реакции актуализируются только в их виктимном воображении, когда не имеют под собой реальной почвы. И как следствие того, не животная эйфория, оттого что опасность быть съеденным миновала. А банальная фрустрация, потому что и не было на самом деле никакой натуральной опасности. Когда в итоге: "злость", "негодование", "гримаса всеощего недовольства". На того, кто "ложным сигналом" о появлении крупного хищника аффицировал их алертные рецепторы, генерировал их анальный мускус. Одним словом, Григорий, визги бабуинов возле монитора. |
#158139
|
+1 / -1 |
Я разделяю то, что вы здесь озвучили (и в заметке о стаде тоже), но т.с. теоретически, применительно к жизни вообще. Но хочу сместить фокус зрения на происходящее конкретно здесь. Вот вам не статья интересна, а комментарии. И я тоже статью не стал дочитывать, в отличие от работ основателя психоанализа, которые штудировал в свое время. Не место таким материалам здесь на форуме, и никакие это не азы психологии, а брызги столкновения умов Фрейда и нашего заумного автора. Где тут хоть намек на астрологию? Что с этими брызгами делать? Позволяю себе эту дискуссию только потому, что заумный автор поднял волну и теперь пусть будет готов получать ответы "на той же частоте". Наверное, есть закономерность такая - в начале работы форума писалось самое интересное и накопленное участниками годами. Затем этот "фонтан астрологической радости" существенно иссяк, а тело форума стали заполнять флудисты, которые с удовольствием ведут друг с другом логии, а также люди, засунувшие свою мысль в "корсеты" узконаправленных учений. Теперь форум "украсил" игрок словами. Качество падает, за качество хочется побороться (против личностей я не выступаю). |
#158179
DELETED ID 14359, 18-Июн-2012 12:46 (ответ на #158139)
| |
Владимир Алексеев писал(а): Хочется обогатить Ваш эпитет: "жонглёр словами". И бонус, так как Вы, почти угадали сущность постмодерна! Скрестить "литеру" и "микропсихоанализ", это по силе только этой философии, так как ни науке, ни эзотерике, ни теологии - это не дано. А по поводу качества? Даже не знаю. Поскольку менторствовать, здесь просто бессмысленно. |
#158056
DELETED ID 14707, 17-Июн-2012 22:17 (ответ на #157888)
| |
Филолога то зачем тронули, Григорий? Что он вам сделал? Может, и за Вами наблюдают, а? Не задумывались? |
#158061
|
+1 |
Пусть наблюдают. А по поводу филолога скажу что тут есть отдельные товарищи, которые даже не пытаются вникнуть в смысл статей, а занимаются тем, что выискивают опечатки и грамматические ошибки. Как филологи, они профи, но весь их кругозор ограничен правильностью написания буковок. |
#158064
DELETED ID 14707, 17-Июн-2012 22:44 (ответ на #158061)
| |
Григорий Борода писал(а): А что по поводу конкретного филолога? |
#158067
|
|
Я не хочу конкретизировать, но думаю что такие филологи и сами легко себя узнают, и их реакция легко их выделит из общего числа филологов. |
#158068
DELETED ID 14707, 17-Июн-2012 22:57 (ответ на #158067)
| |
Ладно, Григорий, отстаю от Вас, но впредь не говорите за всех филологов. Они тоже разные бывают. |
#157891
sirius, 17-Июн-2012 07:57
|
+3 / -1 |
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): В данный период Вам Серёжа нивкоем случае нельзя никого консультировать.Не берите грех на себя.С уважением Sirius. |
#157965
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 14:59 (ответ на #157891)
| |
Кстати, спасибо, что напомнили! Я действительно, имел опыт консультировать суперанималов. Они и к проституткам умудряются ходить на дармовщинку... А что говорить об астрологах? Вы, правы. Никогда не стану больше связываться с суперанималами. И другим закажу... |
#158029
Tatyana, 17-Июн-2012 21:14
|
|
Сергей Николаевич Коваленко писал(а): Не могу не поверить тому, кто и себе самому точный диагноз ставит! До встречи на Канопусе! |
#158066
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 22:46 (ответ на #158029)
| |
Обувь только не забудьте одеть утром, там зубы почистить... |
#158071
Bella Меровна Kopyt, 17-Июн-2012 23:00
|
+2 / -1 |
Господа!Я может и не спец совсем.НО ....О чем же текст?И какова цель его публикации на данном сайте? Для кого публикуют подобные тексты? Я понимаю,что есть разные специальности и разные уровни интеллекта. НО ....потратив время на попытку разобраться в обилии терминов,я поняла,что этот текст слишком специфичен. И для кого он предназначен? И почему его публикуют ЗДЕСЬ? |
#158076
|
+2 / -1 |
Согласен, текст специфичен, но для астролога консультанта просто необходимо знать азы психологии. И в данной статье как раз и была попытка дать эти азы. |
#158077
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 23:15 (ответ на #158071)
| |
Это к продолжению темы: почему земля трясётся? И ещё для развития, лично у Вас, навыков дешифровки... |
#158078
Bella Меровна Kopyt, 17-Июн-2012 23:18
|
+1 |
Но КАК преподавать эти АЗЫ? Я еще со школьных времен помню фразу"кто ясно мыслит-тот ясно излагает". Самые лучшие профессора обычно самые блестящие популяризаторы.... |
#158082
|
|
Мы уже сталкивались с такими то ли популяризаторами, то ли с профанатарами астрологии в прессе и на телеэкранах. Только от них астрологии было нанесено больше вреда чем пользы. |
#158084
Bella Меровна Kopyt, 17-Июн-2012 23:37
|
+2 / -1 |
Вот и сейчас я столкнулась с подобными ,с позволения сказать ,"популяризатором".... От подобной "популяризации"веет чем-то....шизоидным.... И это называется основами психиатрии и психологии.....С кем поведешься.... |
#158089
DELETED ID 14359, 17-Июн-2012 23:54 (ответ на #158084)
| |
Bella Меровна Kopyt писал(а): Во-во, веет... У Мишеля Фуко, имеется одно такое достопримечательное возражение: "Не яляется ли "шизофрения" на самом деле коллективным диагнозом, родом эпидемии, при наличии дефицита здравомыслия для социальной общности?". |
#158093
|
+1 |
Ну это издержки профессии. Я сам начинал с психиатрии, но ушел в психологию, общаясь с психами и сам становишься немного психом. Хотя, как я уже писал выше, мне интересна не столько сама статья, сколько реакция на неё. Это же готовая тема для десертации. :) |
#158097
|
|
Специалист-профессионал! Так почему же Вы других в свой отряд призываете,не прошедших подобную "обработку"? По принципу"кто на новенького?" Тут элементарной дедовщиной попахивает.... |
#158100
|
|
Ну уж извините дедушку Гришу, но я действительно дед, внучке 11, и ничего с этим не поделаеш. |
#158105
|
+2 |
Можно быть дедом,но можно не знать русской грамматики... Также можно не знать,что слово "поделаеш "пишется с мягким знаком... Это грамматика,а не психология(психиатрия),этому учат только в школе...(5-6классы). |